Книга У Германтов - Марсель Пруст

– В котором часу? – с недовольным видом спросила герцогиня: видимо, она считала, что молодой женщине неприлично оставлять визитные карточки утром.

– Около десяти, ваша светлость.

– Принесите.

– Во всяком случае, Ориана, если вы считаете, что выйти замуж за Жильбера – это было со стороны Мари чудачеством, то у вас странная манера излагать события, – вернулся к прежней теме разговора герцог. – Уж кто дал маху, так это Жильбер: он женился на близкой родственнице бельгийского короля, присвоившего титул герцога Брабантского, который принадлежит нам. В наших жилах течет та же кровь, что и в жилах Гессенов, но только мы – более древняя ветвь. О себе говорить некрасиво, – сказал герцог, обращаясь ко мне, – но когда мы бываем – я уже не говорю – в Дармштадте, но даже в Касселе и, где бы то ни было, в Гессене, ландграфы всегда в высшей степени любезно уступают нам дорогу и первые места, потому что мы – древняя ветвь.

– Да будет вам, Базен! Мари была там у себя шефом всех полков, ее прочили за шведского короля…

– Подумаешь! Ах, Ориана, неужели вы не знаете, что дедушка шведского короля пахал землю в По,[572]а ведь мы уже девятьсот лет назад стали одними из первых во всей Европе?

– И все-таки если бы кто-нибудь крикнул на улице: «Глядите: вон шведский король!» – все бежали бы за ним до площади Согласия, а если бы крикнули: «Вон герцог Германтский!», то для всех это имя было бы пустым звуком.

– Что вы хотите этим сказать?

– А помимо всего прочего, я не понимаю, какие у вас права на титул герцога Брабантского, раз он перешел к бельгийскому царствующему дому?

Лакей принес визитную карточку графини Моле, или, вернее, то, что она оставила вместо визитной карточки. Под тем предлогом, что визитных карточек у нее нет, она достала из кармана письмо, которое она от кого-то получила, вынула его из конверта с надписью: «Графиня Моле», а на конверте загнула угол. Конверт, соответственно модному в тот год формату почтовой бумаги, был великоват, так что эта «визитная карточка» с надписью от руки была почти вдвое больше обычной.

– Это так называемая простота графини Моле, – с насмешкой в голосе заметила герцогиня. – Ей хочется, чтобы мы поверили, что у нее нет визитных карточек, и хочется показать свою оригинальность. Но этим нас не удивишь – ведь правда, милый Шарль? Мы уже не дети и сами достаточно оригинальны, чтобы угадать желания дамочки, которая начала выезжать в свет всего четыре года назад. Она прелестная женщина, но у нее, должно быть, не хватает смекалки, чтобы понять, что такими дешевыми приемами, как оставить вместо визитной карточки конверт, да еще в десять утра, она никого не удивит. Ее маменька, старая кикимора, по этой части ей сто очков вперед даст.

Сван не мог удержаться от смеха при мысли, что герцогиня, слегка завидовавшая успеху графини Моле, порывшись в «Германтском остроумии», сумеет проучить нахальную визитершу.

– По поводу титула «герцог Брабантский» я сто раз говорил вам, Ориана… – начал было герцог, но герцогиня, не дослушав, перебила его:

– Шарль, милый, я жажду посмотреть ваши фотографии!

– Extinctor draconis, latrator Anubis,[573]– сказал Сван.

– Да, вы так интересно о нем рассказывали и очень удачно сравнивали его со святым Георгием Венецианским. Я только не понимаю: почему Анубис?

– Дались вам эти фотографические снимки! – сказал герцог.

– Кое-кому, вероятно, были бы интереснее порнографические открытки, – без усмешки сказала герцогиня, тем самым подчеркивая, что она сама сознает, какой это плоский каламбур. – Я хочу посмотреть их все до единого, – добавила она.

– Давайте спустимся, Шарль, и подождем карету внизу, – сказал герцог, – вы продолжите свой визит в передней, а то моя жена все равно от вас не отстанет. Я могу похвалиться выдержкой, – с самодовольным видом продолжал он. – Я человек спокойный, но она допечет кого угодно.

– Вы совершенно правы, Базен, – сказала герцогиня, – пойдемте в переднюю, мы, по крайней мере, отдаем себе отчет, ради чего мы уходим из вашего кабинета, но мы никогда не поймем, почему мы происходим от графов Брабантских.

– Я сто раз объяснял вам, каким образом этот титул перешел в Гессенский дом, – сказал герцог (в это время мы уже шли смотреть фотографии, и я вспомнил те, которые Сван присылал мне из Комбре), – вследствие женитьбы одного из Брабантов, в тысяча двести сорок первом году, на дочери последнего ландграфа Тюрингенского и Гессенского, так что скорее даже титул принца Гессенского перешел в дом Брабантов, чем титул герцога Брабантского в Гессенский дом. А еще вы должны помнить, что нашим боевым кличем был клич герцогов Брабантских: «Лимбург – тому, кто его завоевал»;[574]более того: мы заменили герб Германта гербом Брабанта, и вот это, по-моему, была наша ошибка; пример Грамонов меня не убеждает.

– Ну, а поскольку Лимбург был завоеван бельгийским королем… – возразила герцогиня. – Вот потому-то наследник бельгийского престола и носит титул герцога Брабантского.

– Душенька! Ваше возражение не выдерживает критики, оно лишено всякого основания. Вы знаете не хуже меня, что титулы претендентов сохраняются и в том случае, когда территория занята каким-нибудь захватчиком. Так, например, испанский король тоже именует себя герцогом Брабантским, – это значит, что он претендует на землю, которой его род владел в менее древние времена, чем наш, но, правда, в более древние, чем род бельгийского короля. Еще испанский король именует себя герцогом Бургундским, королем Вест– и Ост-Индии, герцогом Миланским. А ведь он уже не владеет ни Бургундией, ни Индиями, ни Брабантом, как не владеем Брабантом ни я, ни принц Гессенский. Испанский король считает себя королем Иерусалима, австрийский император тоже, а ведь ни тот ни другой Иерусалимом не владеют.