Книга Тигана - Гай Гэвриэл Кей

Им также надо было распространить слух: говорят, что Ринальдо ди Сенцио, сосланный дядя губернатора, находится где-то в городе и подстрекает к восстанию против Казальи и тиранов. Дэвин на мгновение усомнился в разумности этого хода, но Алессан объяснил раньше, чем Дэвин успел задать вопрос: Ринальдо очень изменился за восемнадцать лет, немногим было известно, что его ослепили. Его очень любили когда-то, и Казалья держал свое преступление в тайне, тогда говорить о нем было опасно. Его люди выкололи Ринальдо глаза, чтобы его нейтрализовать, а потом молчали об этом.

Старик, тихо сгорбившийся сейчас в углу заведения Солинги, был неузнаваем, а единственное, что они могли сейчас делать, это изо всех сил создавать в городе напряжение. Если бы губернатора удалось взбудоражить, а посланников встревожить…

Сам Ринальдо говорил мало, хотя это он предложил распустить такой слух. Казалось, он собирается с силами, словно заводит пружину: во время грядущей войны от целителя потребуется много усилий, а Ринальдо уже не молод. Когда он все же разговаривал, то в основном с Сандре. Двое стариков, бывшие враги из провинций-соперников до прихода тиранов, теперь развлекали и утешали друг друга воспоминаниями давно минувших лет, шепотом рассказывали истории о мужчинах и женщинах, которые почти все уже давно ушли к Мориан.

В последние дни Эрлейн ди Сенцио редко бывал с ними. Он выступал с Дэвином и Алессаном, но ел и пил в одиночестве, иногда у Солинги, чаще в других местах. Некоторые из жителей Сенцио узнали трубадура, пока они здесь жили, хотя Эрлейн не более охотно общался с ними, чем с людьми из собственной компании. Однажды утром Дэвин видел его с женщиной, которая была так на него похожа, что наверняка это была его сестра. Он хотел было подойти и познакомиться, но не было настроения терпеть колкости Эрлейна. Можно было по наивности подумать, что теперь, когда ход событий замер, не достигнув высшей точки, чародей наконец забудет о собственных обидах. Но этого не произошло.

Дэвина не волновали отлучки Эрлейна, потому что они не волновали Алессана. Ибо предать их для этого человека означало верную гибель. Эрлейн мог испытывать ярость, горечь, мог дуться, но он отнюдь не был глупцом.

В тот вечер он тоже ушел куда-то ужинать, хотя обещал скоро вернуться обратно к Солинги: через несколько минут они должны были начать выступление, а в этих случаях Эрлейн никогда не опаздывал. Музыка стала их единственным убежищем в эти последние дни, но Дэвин знал, что это относится в полной мере только к ним троим. Что делали остальные, разбредаясь по городу в поисках облегчения, он не мог себе представить. Нет, мог. Они же находились в Сенцио.

— Что-то не так! — Это внезапно произнес сидящий рядом с ним Ринальдо и склонил голову к плечу, словно принюхивался. Алессан прекратил рисовать карту дистрады на скатерти и быстро поднял глаза. Ровиго тоже. Сандре уже привстал со стула.

К столу поспешно подошла Алаис. Не успела она заговорить, как ледяной палец страха коснулся сердца Дэвина.

— Катриана ушла! — сказала Алаис, стараясь говорить тихо. Она перевела взгляд с отца на Дэвина, потом остановила его на Алессане.

— Что? Как? — резко спросил Ровиго. — Мы ведь должны были заметить ее, когда она спускалась вниз?

— Черная лестница снаружи, — сказал Алессан. Дэвин заметил, как он вдруг прижал ладони к крышке стола. Принц смотрел на Алаис. — Что еще?

Лицо девушки было белым.

— Она переоделась. Не понимаю зачем. Сегодня на рынке она купила черное шелковое платье и украшения. Я собиралась спросить ее об этом, но мне не хотелось быть навязчивой. Ей так трудно задавать вопросы. Но теперь их нет. Всех тех вещей, что она купила.

— Шелковое платье? — недоверчиво переспросил Алессан, повышая голос. — Во имя Мориан, что?..

Но Дэвин уже знал. Знал точно.

Алессана не было с ними в то утро, и Сандре тоже. Они не могли понять. От страха у него пересохло во рту, а сердце стремительно забилось. Он встал, опрокинув стул и пролив вино.

— О, Катриана, — произнес он. — Катриана, нет! — Это было глупо, бесполезно, словно она находилась в этой комнате и ее еще можно было остановить, все еще удержать среди них, уговорить не ходить одной в темноту в шелках и украшениях, с ее немыслимой смелостью и с ее гордостью.

— Что? Дэвин, скажи, в чем дело? — Голос Сандре резал, как клинок. Алессан ничего не сказал. Только повернулся, его серые глаза готовились к новой боли.

— Она пошла в замок, — честно ответил Дэвин. — Отправилась убить Ангиара Барбадиорского. Она считает, что это развяжет войну.

Еще не закончив говорить, он уже сорвался с места, трезвые мысли исчезли, его подталкивало нечто более глубокое, бесконечно глубокое, хотя, если она уже добралась до замка, надежды не оставалось, совсем не оставалось.

Когда он оказался у двери, то уже бежал изо всех сил. Но Алессан был рядом, а Ровиго отстал лишь на шаг. Дэвин сшиб кого-то с ног, когда они выскочили в темноту. Он не оглянулся.

«Эанна, смилуйся, — молча молился он, снова и снова, пока они мчались в сторону восходящих лун. — Богиня Света, не допусти этого. Только не это».

Но вслух он ничего не говорил. Он несся к замку в темноте, и страх сидел в нем, как живое существо, принося ужасное предчувствие смерти.

Дэвин знал, как быстро умел бегать, он всю жизнь гордился своей быстротой. Но Алессан бежал как одержимый, едва касаясь земли, и не отстал от него, когда они достигли Губернаторского замка. Они одновременно свернули за угол, подбежали к садовой стене и тут остановились, глядя вверх, сквозь ветви громадного, раскидистого дерева седжойи. Они слышали, как сзади к ним подбежал Ровиго и кто-то еще. Они не оглянулись. Оба смотрели в одну точку.

В одном из самых высоких окон вырисовывался на фоне света факелов силуэт женщины. Знакомый им силуэт. В длинном черном платье.

Дэвин упал на колени в залитом лунным светом переулке. Он хотел вскарабкаться на стену, хотел громко крикнуть ее имя. Его окутывал сладкий аромат цветов теин. Он взглянул на лицо Алессана и быстро отвел взгляд от того, что увидел в нем.

Как она любит играть?

В основном не любит, и особенно вот так. Она никогда не была любительницей игр. Она любила плавать, бродить в одиночестве утром по пляжу. Любила гулять в лесу, собирать грибы и листья маготи для чая. Она всегда любила музыку и еще больше полюбила ее после знакомства с Алессаном. Да, лет шесть или семь назад она начала иногда видеть сны о том, как где-нибудь в мире найдет любовь и страсть. Но ей это снилось нечасто, и у мужчины в ее снах почти никогда не было лица.

Но сейчас рядом было мужское лицо, и это был не сон. И не игра. Это была смерть.

Катриана лежала на его кровати, обнаженная, под его взглядом и прикосновениями, и только украшения сияли на запястье, на шее, в ушах и в волосах. Во всех уголках комнаты ярко горел свет. По-видимому, Ангиару нравилось видеть, как женщины отзываются на то, что он делает.