Книга Мелькнул чулок - Элизабет Гейдж

Двуцветной шкурки запах сладкий

В тот вечер я вдохнул слегка,

Когда ласкал того зверька

Один лишь раз, и то украдкой…

Была ли она в доме или в мозгу? Он знал только – Марго завладела его мыслями, и мысли эти были неотделимы от растущей настороженности и волнения.

Теперь, когда Дэймон бывал наедине с Марго, комната, казалось, заполнялась не только ее жизнерадостным весельем, но и чем-то вроде таинственного очарования Энни. Они были двумя сторонами одной медали, двумя половинами сказочной нимфы, и одна неизбежно носила отпечаток другой. Впечатление усиливалось тем, что девушки часто менялись одеждой, и костюмы одной с удивительной пикантностью украшали другую, словно одна из них обладала сущностью другой и наоборот. Видеть одну означало ощущать обаяние обеих.

– Подойди-ка, крошка, – часто говорил Дэймон Марго. – Обними своего старого папочку.

И когда она подходила, стройная, хорошенькая, опускалась на колени у его кресла, проводила рукой по седым вьющимся волосам и умоляла позволить ей подстричь их, Дэймон замечал, что ее шорты или блузка принадлежали Энни, и безымянная фантазия посещала его изобретательный мозг, лишая сообразительности и пробуждая в нем поэта, любителя головоломок и загадок. Но, как ни парадоксально, чем больше Марго отдалялась от Энни, тем больше напоминала ему о теле и запахе Энни, словно воссоздавала ее облик.

Но чем больше Марго напоминала Энни, тем больше отличалась от нее, тем прочнее светлые волосы затмевали темные, тем откровенно сексуальнее выглядела Марго по сравнению с более скрытой, приглушенной чувственностью Энни, тем доступнее становилась Марго по сравнению с «сестричкой», всегда отсутствующей, занятой собственной жизнью.

Чем дальше друг от друга, тем неотделимее. Чем больше сходство, тем заметнее прекрасные различия. Ощущение было головокружительным. Что-то от блеска серебристых глаз Энни отражалось в зеленых очах Марго, нечто от упрямого тяжеловатого подбородка Марго присутствовало в овальном фарфоровом личике Энни.

И все равно, все равно… жить с обеими в этом доме, слышать радостное, властное «наш папочка» каким-то образом означало с каждым днем становиться все ближе к одной, только к одной, к единственной.

К Марго.

«Иисусе! – в ярости обрушивался на самого себя Дэймон, пытаясь обрести власть над собственным воображением. – Я просто впадаю в детство!»

Но упреки ни к чему не приводили. «Плодородный полумесяц» все глубже уносил его в водоворот, как кит, увлекающий беспомощного Ахава,[19]проклинающего ужасное чудовище. И самое странное, что смятение в чувствах и мыслях не унималось. С каждым прошедшим днем невидимые тиски этого нетерпения становились все крепче, соблазнительнее и опаснее.

Глава XXXIX

Все актеры и участники съемочной группы «Плодородного полумесяца» невероятно устали. Они снимали трудную сцену, в которой Дейзи привозит своего второго ребенка из больницы, и все идет не так… Но у маленького актера болел живот, и ребенок раздраженно хныкал.

Вышедший из строя электроприбор задержал съемки на сорок пять минут, в течение которых Дэймон, не удовлетворенный репликами Энни, предложил два новых варианта.

Среди всей этой суматохи Марго незаметно скрылась, решив отправиться в офис Дэймона разыскать забытый эскиз декораций, который, как он считал, должен сегодня непременно понадобиться.

Выйдя на улицу, она зажмурилась от яркого солнечного света и уже было направилась к административному зданию, когда чьи-то сильные пальцы сомкнулись на ее запястье.

Обернувшись, девушка увидела тяжеловесного мужчину лет сорока, уставившегося на нее пустыми черными глазами. Красноватая кожа была почти одного цвета с пиджаком омерзительного ржавого цвета.

Она никогда раньше не встречала его. Но мгновенно поняла, кто это.

– Пойдем, Кристин, – сказал мужчина. – Один человек в Нью-Йорке хочет с тобой поговорить.

Девушка заколебалась, лихорадочно соображая, что предпринять.

– Слушайте… – пробормотала она, оглядываясь на рабочих студии и актеров массовки, сновавших мимо.

– Нечего мне слушать, – пробурчал мужчина, чуть ослабив хватку.

Кристин заметила уродливо торчащий вверх палец на левой руке.

– Не вздумай шуметь. Ты ведь не хочешь, чтобы все эти люди узнали про тебя правду? Пойдем. Ничего плохого я тебе не сделаю. Просто отвезу к Тони. Когда приедем в Нью-Йорк, можешь отрабатывать свой хлеб, как захочешь.

Кристин задумалась. Увидев руку мужчины, она поняла, кто перед ней. Репутация Кармине была общеизвестна.

– Откуда я знаю, – боязливо спросила она, – что вы не убьете меня? Что если я закричу? Здесь много охранников.

– Думаешь, я подошел бы, если бы собирался тебя прикончить?

Кармине покачал головой.

– Да ты была бы уже на том свете еще прошлой ночью, захоти я этого. Подумай сама. Можешь уладить все с Тони. Моя работа кончается, как только мы окажемся в Нью-Йорке.

Она было пошла за ним к воротам, но остановилась:

– Меня хватятся. Будут искать. Позвольте хоть записку оставить. Можете написать ее сами.

– Уже сделано. Записка в офисе секретаря Риса. Заболел кто-то из родственников. Приедешь домой, позвонишь.

Мужчина улыбнулся, но глаза оставались холодными, как у ящерицы.

Он подумал обо всем. Или это Тони? Ничего не оставалось, кроме как покориться.

Кристин дала ему увести себя к воротам.

Глава XL

– Как ты себя чувствуешь?

Высокий голос Марка Сэлинджера резал слух, операторы и техники возились с осветительным оборудованием… Энни прикрыла веки.

– Больно?

Она покачала головой.

– Все в порядке. Спасибо, что побеспокоился.

Марк рассеянно погладил ее по плечу, очевидно, озабоченный происходящим на съемочной площадке. Он явно надеялся снять сегодня еще и сцену возвращения домой, понимая, что завтра для этого понадобится гораздо больше усилий.

Мать быстро успокоила малыша, настоящего маленького артиста, и тот выдержал еще четыре дубля. Но Дэймон по-прежнему сомневался в правильном выборе варианта текста, нетерпеливо поглядывал на часы и наконец отправился в офис, чтобы узнать, куда пропала Марго. Все остальные, измученные до предела, сгрудились в центре, ожидая, пока вернутся силы продолжать съемку.

Глаза Энни совсем закрылись; она откинулась на кресло, слушая, как Марк советуется с Дунканом Уортом насчет освещения.

Она солгала насчет боли, разламывающей позвоночник и поясницу, поскольку была уверена, что сможет дотянуть до конца дня.