Книга Народ Мухаммеда. Антология духовных сокровищ исламской цивилизации - Эрик Шредер

– Что ты на это ответишь? – спросил у меня судья.

– Да благословит тебя Всевышний! – сказал я. – В моем мешке есть еще кольчуга и меч, два оружейных склада и тысяча таранов, овчарня с тысячей собак – и все они лают, сады и виноградники, цветы и травы, смоковницы и яблони, картины, дорогие безделушки и кубки, молодые красавицы рабыни и певицы, свадьбы, неразбериха и шум, большие имения, и грабители, и набеги бедуинов, преданные друзья и настоящая любовь, мальчики, запертые дома, застольная компания с барабаном и дудками и сад Ирама, тысяча мерзавцев и сводник, скаковые лошади, мечети и бани, строитель и плотник, доска и один гвоздь, чернокожий раб с парой писцов, военачальник и проводник каравана, малые и большие города, сто тысяч динаров, Куфа и Анбар, два десятка сундуков с лучшими тканями, двадцать амбаров с зерном и Газа с Аскалоном, дворец Ануширвана и Царство Царя Соломона, все страны от Аравии до Хорасана, и Балк, и Исфахан, все – от Индии до Судана. А кроме этого, в моем мешке – да продлит Всевышний твои дни! – фартуки брадобреев и их одежда и тысяча заостренных лезвий для бритья, чтобы выбрить щеки судьи, если только он не поймет мою справедливую обиду и не признает мешок моим.

– О Всевышний! – закричал сбитый с толку судья. – Это мешок или бездонное море? Или это мешок дня Воскрешения из мертвых, в котором собрано все хорошее и дурное? Откройте мешок!

Я открыл его. Внутри был мой хлеб, лимон, немного сыра и несколько маслин.

Я высыпал это под ноги курду и ушел из суда».

Украшение

Язык Абу Зайда

Некоторые наши грамотеи называют плохое стихотворение хорошим только потому, что автор его жил давным-давно. А истинно прекрасное стихотворение зовут плохим, хотя его единственный недостаток в том, что оно написано их современником, более того, они даже видели автора. Но Всевышний никогда не приписывал ни знаний, ни поэзии, ни риторики к определенной эпохе, не делал их и принадлежностью лишь отдельного типа людей. Он всегда разделял эти дары среди всех Своих слуг. В свой час Всевышний повелевает любой старой вещи стать новой, в свой час любой признанной – обратиться в ничтожество.

Рассказывает Харит, сын Хаммама:

«Я взобрался на спину верблюда, изгнанный, отделенный нищетою от своего народа. Потрясения тех лет привели меня в Сану в Йамане, куда пришел я с пустыми кошельками, прося милостыню. В моем мешке не было и толики пищи.

Подобно дикарю, я блуждал по улицам, исследуя каждый закоулок,подобный жаждущей пичужке.С утра до вечера надеялся я найти того, кто своей щедростьюразгладит морщины моего чела, кому смогу я поведать о своей нужде,Или просто доброго человека, чье слово могло хотя бы утешить меня,чья беседа бы утолила мою жажду сочувствия,Покуда круг не сомкнулся, обратив меня к действительному,приведя на широкую площадь, где было множество рыдающих.Я проник в глубину этой толпы, удивляясь, что вызвало эти слезы,И в центре узрел я хрупкого человека в одеждах паломника.Порой искусным плетением слов поражал он слух,порой укорами и увещеваниями,И пестрая толпаОкружала его, как сияние окружает восходящую луну или кожура – плод.Я подошел ближе, чтобы услышать что-то из сказанного им,чтобы подобрать одну из падающих жемчужин.Говорил он долго, и я услыхал из его изобретательных уст следующее:«О беспокойный лжец, что вечно меняет одежды заносчивости,О аду подверженный в тщеславии, устремляющийся блуждатьпосле каждого ничтожного поступка,Как долго будешь держаться ты своего безумного путии пастись на отравленном пастбище?Ты, своей дерзостью бросающий вызов Тому, Кто держит в руке прядь,растущую над твоим лбом,Погружающийся во всю скверну своей жизни, дабы раздражить Того,Кто знает твою тайну?Зачем пытаться скрыться от ближнего? Ведь ты узреваем тем Одним,Кто видит тебя. Зачем путаться, обманывая себя?Ведь твой Властелин знает.Подумай, чего ты достигнешь состоянием, когда настанет пора уйти?Или спасут деньги, когда проклянут дела?Или запоздалое сожаление оставит в вышине того, кто уже в бездне?Не приговорен ли ты к смерти? А если так – готов ли ты?Разве не предупреждали тебя седины? О каком же оправдании речь?Разве не предназначено тебе место сна в глубине могилы?Или тебе есть что еще сказать?Путь твой ведет прямо к Всевышнему; найдется ли тот,кто защитит тебя от Него?Сколько раз время будило тебя и сколько раз ты вновь засыпал!Сколько раз предостережение касалось твоего рукава,а ты тянул рукав к себе!На стене было написано, а ты закрывал глаза твои!Ты знал истину и отрицал ее. Смерть изрекла: «Помни!» —а ты постарался забыть. Сколько раз было в твоей властисохранить в себе доброе, а ты ничего не сберег!Ты предпочел хранить в сокровищнице богатства, а не благие мыслии требовал выкупа, не подавая милостыни,Требуя честности, но оскверняя святость ее самой, презирая обмани совершая его, ты боишься людей; но, истинно,много страшнее их Всевышний.Горе, горе посеявшему этот мир! Будь миряне хоть каплю мудрее,и того бы хватило!

После же, оставив деньги и сплюнув, он взял свою флягу странника в руку и посох под мышку. И когда собравшиеся увидели, что он поднялся и готов их покинуть, каждый опустил руку в карман и наполнил ведро из своего ручья, говоря: «Используй это для себя или раздели с другими».

Он принял это с полузакрытыми глазами и ушел, распрощавшись со всеми, кто желал идти с ним, чтобы не знали его пути.

Но, – говорит Харит, – я пошел за ним, следя и скрываясь от его взгляда, пока он, подойдя к пещере, не проскользнул неожиданно в нее.

Я дал ему время снять сандалии и вымыть ноги (для сохранения благочестия) и затем вбежал. И там я обнаружил его сидящим напротив некоего человека, прислуживающего ему; он смаковал прекрасный белый хлеб, жареного козленка и держал в руке бутыль крепкого напитка.

– Друг! – воскликнул я. – Было ли все то – словами, а это – правдой?

Яростно фыркнув, как если бы он собирался взорваться от гнева, он смотрел на меня, и мне казалось, что он на меня бросится. Но вот огонь угас, и он сказал:

Посеял сорняки я, чтобы ужин собрать!Если бы Удача Справедливостью была, то подлыймогущественнейшим не был бы.Угощайся, а не хочешь – так уходи!

Я повернулся к его слуге и сказал:

– Мы молимся Ему, дабы сохранил от зла. Прошу тебя, ответь мне, кто это?

– Это, – сказал слуга, – Свет Внешних земель, мудрейший из мудрецов, Абу Зайд из Саруджа.

Встреча в Дамитте

Некогда, в год больших путешествий, я отправился в Дамитту.