Книга Аромагия - Анна Орлова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В один из таких спокойных дней (я давно сбилась со счета, сколько их минуло) мы сидели с Валерианом у воды, уплетая печеную рыбу. Провиантом нас снабжали с избытком, даже кофе привозили, так что нужды мы ни в чем не испытывали.
Я рассказывала сыну родных, которые, несомненно, будут рады с ним познакомиться, стараясь не думать, что они могли попросту не дожить до этой встречи. Валериана интересовало все: как выглядят леса (проведя всю свою короткую жизнь в ледяном Хельхейме, он не представлял такого множества деревьев, растущих безо всяких теплиц), как строят деревянные крестьянские дома («Мам, это же так… расточительно!»), и множество иных вещей, вполне заурядных с моей точки зрения.
Странный звук неподалеку заставил меня вздрогнуть. Потом он повторился, уже ближе, и я нахмурилась, узнав медвежий рев, оттененный перезвоном бубенцов.
— Кажется, к нам гости! — заметила я, вставая, и отряхнула юбку от прилипшего к ней мха.
— Мам, это что, хель? — удивился Валериан, заинтересованно вглядываясь в появившуюся меж скал могучую фигуру, ведущую за собой медведя.
— Да, — кивнула я, узнавая гостью. — Это тетя Альг-исса.
— Ура! — Валериан подпрыгнул, радостно вскинув руку. За истекшие недели он изрядно подрастерял привитые в академии представления о дисциплине и, каюсь, меня это радовало. — Мам, можно я?
— Беги уже, — улыбнулась я…
Альг-исса, оставившая своего Хельги у скал, вела себя странно.
— Здравствуй, — сказала она глухо, не прибавив задорного «солнце».
У меня противно засосало под ложечкой. Наверное, оттого, что я никогда еще я не видела развеселую Альг-иссу такой серьезной и печальной.
— Что случилось? — спросила я, не отвечая на приветствие. Взглянула на заинтересованно прислушивающегося сына и велела: — Валериан, пойди пока погуляй, хорошо?
Сын насупился, но спорить не стал.
— Да, мам, — буркнул он и поплелся прочь.
— Альг-исса, что случилось? — требовательно повторила я, убедившись, что он уже нас не слышит. — Почему ты приехала?
Насколько я помнила, хель и драконы, невзирая на подчеркнутое уважение друг к другу, старались поменьше пересекаться. Так что для визита Альг-иссы требовалась очень веская причина.
— Ай, у меня письмо. — Она протянула мне сложенный листок. — Мальчик меня просил — я привез!
Непослушными от волнения пальцами я развернула записку. В нескольких местах расплылись пятна от воды, но короткие строчки все еще читались без труда.
«Так будет лучше. Я люблю вас. П.»
Имя его начинается с руны перто — судьба, выбор, рок… Горькая ирония.
— Что с ним? — слова застревали в горле, и приходилось кричать, чтобы хоть как-то их протолкнуть. — Ты слышишь меня? Что с ним?!
— Исмир сам казнил мальчика, — Альг-исса не отступила, только опустила голову. — Неделю назад. Прости, солнце, я не мог раньше… Ай, в городе бардак, там теперь многие наши застряли…
А перед моими глазами опрокинулось холодное северное небо…
— Мам, — звал меня звенящий отчаянием голосок сына. — Мамочка, что с тобой? Мама!
— Я… в порядке… — с трудом выговорила я.
Возле Альг-иссы жался Валериан, выглядящий совсем ребенком. В глазах слезы, губы дрожат… Но мне, каюсь, было не до него.
В голове не умещалось, что Петтера больше нет. Что я жила спокойно и радостно, мечтала о будущем, общалась с сыном, навещала драконов… А его уже не было.
Как нелепо, как несправедливо! Как же вы могли это допустить, мои боги?! Я больше никогда не назову вас милосердными…
Вспомнился усталый голос Исмира: «Если бы я действительно собирался убить мальчишку, какой смысл был сообщать вам об этом заранее? Проще поставить перед фактом, когда приговор уже будет приведен в исполнение».
Значит, он действительно это сделал?! Тогда к чему было это все? Проверял меня?
Впрочем, какая теперь разница…
— Альг-исса, ты сможешь перевезти нас с Валерианом на материк? — губы едва шевелились, а в голове царила ледяная пустыня. Я с некоторым трудом села, опираясь на дрожащие руки.
— Да легко! — Альг-исса слегка оживилась. — Ай, только что скажут драконы?
— Драконы?! — взвилась я, чувствуя, что готова покусать всех ледяных без исключения. И повторила громче: — Да какое мне дело до твоих драконов? Я лечила их детей, а они убили его! Слышишь, убили! Я же его…
Я не договорила, потому что в коротком слове «люблю» больше не было смысла.
И зарыдала. Тяжело, некрасиво, прижимая ко рту тыльную сторону ладони.
Альг-исса молча придерживала меня за плечи.
— Мам, не плачь! — просил Валериан, сам едва сдерживая слезы. — Мам, ну прекрати!
— Иди, собирайся, — проговорила я сквозь всхлипы. — Мы уезжаем.
— Куда? — подозрительно осведомился сын.
— В Мидгард! — ответила я, решительно вытирая щеки. У меня еще будет время его оплакать…
Зимой по замерзшему морю на северо-востоке острова можно было передвигаться пешком. Или, что куда удобнее, верхом. Хельги, резвясь, скакал по прочному льду, Альг-исса пела вполголоса (надо думать, понижая голос в знак траура), а я прижимала к себе сына.
И не оглядывалась, хотя безбрежные снега сверкали ярче праздничной иллюминации.
Лед больше не казался мне красивым. Он был мертвым.
Я рвалась в Мидгард, как раненый зверь рвется в нору. Там я смогу зализать раны, хотя сердце мое осталось в вечных льдах Хельхейма, похороненное вместе с Фиалкой и Петтером.
«Уртехюс», дом, муж, друзья, положение в обществе… Я лишилась всего.
Теперь все, что у меня есть, — сын. Главный мужчина в моей жизни…
Три года спустя.
Ясным апрельским утром за завтраком собралась вся семья. Точнее, те ее представители, кто сейчас был дома: я, Валериан, бабушка и дедушка.
Через громадные, до пола, окна лился солнечный свет. Травяная зелень обстановки с розовато-абрикосовыми штрихами, а также витающий вокруг аромат миндаля, полыни, листьев фиалки и гальбанума — острый, яркий, изумрудный — создавали весьма эффектный фон для семейной ссоры.
— Мам, ну почему? — басил Валериан, угрюмо глядя в тарелку. — Я решил, кем буду! Не хочу я всю жизнь копаться в твоих дурацких травках!
Я методично кромсала омлет, бабушка и дедушка не вмешивались, предоставляя мне увещевать сына.
— Ты еще слишком мал, — негромко пояснила я, отправляя в рот кусочек. И тут же поняла, что это был ошибочный ход.
— Мал?! — взвился Валериан, хлопая по столу так, что подпрыгнула посуда, а лакей испуганно вздрогнул и вжал голову в плечи. — Мама, мне уже шестнадцать!