Книга Проклятый род. Часть 2. За веру и отечество - Виталий Шипаков

– Поначалу шибко тяжко мне пришлось. Правда, вскоре Серега к нам прибился, сразу легче стало. Он на войне бывал, а потому на жизнь иначе смотрит, нежели наши мужики.

– Это как, иначе? – все так же шаловливо, но с явным интересом полюбопытствовал Иван.

– Будто сам не знаешь. Кто возле смерти покрутился, тот начинает понимать, что кроме денег да жратвы с вином, есть вещи поважней на белом свете, – пояснила девица.

– Какие, если не секрет?

– Удача, например, благоволеньем божьим нам ниспосланная.

– Ну, это если человек и без того достойным был, а гад какой, он на войне еще более звереет, – заверил Княжич, затем уже серьезно вопросил: – Поясни-ка ты мне лучше, как тебя, такую праведную, угораздило разбойницею стать? Мне ярыжка колченогий сказывал, что вы всю округу в страхе держите, никому проходу не даете.

– Жить-то надо было, да не просто жить, а еще ораву в сотню ртов кормить, – тяжело вздохнув, ответила Ирина и как бы в оправдание добавила. – К тому же мы одних богатых грабим, причем не дочиста, половину им товаров оставляем, с купцов, которые бедней, и вовсе – десятину лишь берем. Так что приукрасил дьяк тебе злодейство наше, видно, запугать хотел, чтоб не совался к нам, только разве такого запугаешь.

– Это верно, не ярыге хромоногому меня стращать, – охотно согласился Княжич, продолжая свой расспрос. – И с чего ты вдруг в разбой ударилась? Не проще ль было мирно жить? Сеяли бы хлеб, ловили рыбу, на зверье охотились. У тебя ж не казаки, а мужики в повиновении, им такая жизнь куда привычнее.

– Деньги были, Ваня, мне нужны, – потупив взор, призналась атаманша.

– На кой черт они тебе занадобились? Никак, приданое решила накопить, да замуж выйти? – не унимался Ванька.

– Дурак ты, атаман, – обиделась Ирина. – Долг мне надо было возвратить. Я на то, чтобы именье возродить да людей своих вооружить, много денег Елениных потратила. Вот и решила силой взять все то, что злыдни отобрали.

– Торгаши-то в чем виновны, вотчину царевы люди грабили, – попытался возразить ей Княжич.

– А купцы, по-твоему, святые? Как по мне, так все они единым миром мазаны, одно слово – кровопийцы, – запальчиво воскликнула Аришка.

Иван опять с немалым интересом посмотрел на девицу. Услыхать такое от Кольцо иль Разгуляя было б не в диковину, но от рожденной в нищете кузнецовой дочери речей подобных он никак не ожидал. Впрочем, это было только присказкой, сказка ожидала впереди.

Порасспросив Ивана о судьбе знакомых ей казаков, погоревав о Лихаре, Арина предложила:

– Ладно, хватит разговоры говорить, засиделись мы с тобою что-то, время позднее уже, давай-ка спать ложиться.

Княжич понял это как намек, мол, ступай, Иван Андреевич, восвояси. Он было вознамерился спросить, где она определила ему место для ночлега, но не успел. Подойдя к постели, Ирина скинула с себя сорочку.

Ванька малость ошалел, причем не столько от бесстыдства, сколь от красоты кузнецовой дочери и схожести с Еленой. Будь у нее синие глаза да чуть посеребри ей волосы, Арину трудно было б отличить от раскрасавицы шляхтянки.

Стыдливо прикрывая груди своими маленькими ручками, девушка с укором вопросила:

– Чего уставился? Поди, и не таких видал, охальник чертов, – и нырнула с головой под покрывало.

«Обычно бабы срам свой прикрывают, а эта глупая за сиськи ухватилась», – промелькнуло в голове у Ваньки. Он не знал уже, что и думать. В жизни удалого казака бывало всякое, но чтоб красавица-бабенка сама звала в постель, случалось редко. Чаще даже блудных девок приходилось хоть чуть-чуть да уговаривать. Впрочем, тут уж было не до размышлений, перед таким соблазном просто невозможно устоять.

20

Смелости отважной атаманше хватило только до постели. Как только Княжич попытался приобнять ее, он наткнулся на округлые коленки и острые локотки, за которыми она укрыла свои прелести.

– Что с тобой? – обеспокоенно спросил Иван дрожащую как в лихорадке девушку.

– Боюсь я, Ванечка.

– Чего боишься-то?

– Сама не знаю, боюсь и все, – шепотом ответила Аришка и из ее больших зеленых глаз покатились слезы.

Ванька начал целовать алые, припухлые, как у Еленки, губы, мокрые от слез глаза, Арина тихо застонала и опустила руки. Лишь теперь Иван увидел меж ее обворожительных грудей золотую цепочку, на которой вместе с крестиком висел его заветный перстень. «Возле сердца носит память обо мне», – с нежностью подумал атаман.

– Андрейка маленький еще, может потерять, – пояснила девушка.

– Как он?

– Ничего, смышлен не по годам и не хворает, слава богу. Я ему недавно рассказала, что его родная мать – княгиня польская, но он меня по-прежнему мамой называет.

– А своего сыночка хочешь? – вкрадчиво промолвил Княжич.

– Хочу, конечно, – не кривя душой, призналась девица. – Какая женщина дитя иметь не хочет.

Иван продолжил целовать ее уже не в губы, а маленькие, розовые соски. Арина снова застонала и вытянула ноги, явив ему поросшее густой, пушистой шерсткой лоно. Прижавшись к Ваньке, она жалобно пролепетала:

– Ты муж мой, делай все, что пожелаешь.

Стараясь быть как можно понежней, тот стал входить в нее и наконец-то понял причину слез лихой разбойницы – державшая в повиновении сотню мужиков грозная Ирина оказалась девочкой. Почуяв боль, Аришка вскрикнула:

– Ой, мамочка, – и даже попыталась вырваться, но уж тут, как говорится, извини, красавица. Ласково шепча:

– Не бойся, милая, сама скоро мамочкою станешь, – Иван лишил невинности горе-атаманшу.

То ли от того, что удалой казак давненько не был с женщиной, то ли потому, что девушка была прекрасна, как сама любовь, он раз за разом брал ее, не выпуская из своих объятий. Когда любовный пыл немного поугас, Ванька виновато попросил:

– Прости, Аринушка, нет у меня сил, чтобы сдержаться.

– Все хорошо, – ответила Ирина, бережно поглаживая своего избранника. – Только поначалу больно было, а потом приятно даже стало, как еще одно сердечко во мне забилось, – наивно поделилась новоявленная женщина впервые ей изведанными чувствами.

– Не жалеешь, что так получилась?

– О чем жалеть-то? О том, что девственность утратила с любимым человеком? Так все девки лишь об этом и мечтают, да далеко не всем такое счастье выпадает, – блаженно улыбнулась атаманша, однако тут же приумолкла, сообразив, что Княжич непременно вспомнит про Елену, и не ошиблась. Отпустив ее, Иван улегся на спину и закрыл глаза. Несколько минут они лежали молча. Наконец он вопросил:

– Ты взаправду меня любишь?

– Не любила б, так в постель тебя сама не позвала, – отрешенно глядя в потолок, промолвила Аришка.

– Я, когда еще в пещере ледяной с Андрейкою сидела, зарок дала – никого к себе не подпущу, кроме Ивана Андреевича, а ежели силком возьмут, так тут же удавлюсь.