Книга Властелин Севера. Песнь меча - Бернард Корнуэлл

– Жертву! – повторил епископ.

Этельред вздрогнул, словно очнувшись от полудремы. Он порылся в кошельке, висевшем на его поясе с мечами, и вытащил маленький мешочек, который протянул епископу.

– Ячмень, – сказал Этельред.

– Как и велел Господь, – отозвался Эркенвальд, но не взял предложенного ячменя.

– И серебро, – добавил Этельред, торопливо вынимая из кошеля второй мешочек.

Эркенвальд взял оба приношения и положил перед распятием. Он поклонился ярко сверкающему изображению пригвожденного бога, потом снова поднял большую книгу.

– Таково слово Божие, – яростно проговорил он. – Мы должны набрать святой воды в глиняный сосуд, и да возьмет священник пыли с пола святилища, и да положит он пыль эту в воду.

Книга была возвращена на алтарь, и священник протянул епископу грубую глиняную чашку, наверняка со святой водой, потому что Эркенвальд поклонился ей. Потом епископ нагнулся и зачерпнул с пола пригоршню грязи и пыли. Он высыпал грязь в воду, поставил чашку на алтарь и снова взял книгу.

– Я заклинаю тебя, женщина, – свирепо сказал он, переводя взгляд с книги на Этельфлэд. – И если никто не переспал с тобою, и ты не осквернилась и не изменила мужу своему, то невредима будешь от сей горькой воды, наводящей проклятие![19]

– Аминь, – проговорил один из священников.

– Таково слово Господне! – сказал другой.

– Но если ты изменила мужу твоему, – Эркенвальд словно выплюнул прочитанные слова, – и осквернилась, и да соделает Господь лоно твое опавшим и живот твой опухшим[20].

Он вернул книгу на алтарь.

– Говори, женщина.

Этельфлэд молча смотрела на епископа. Она не проронила ни слова, широко распахнув от страха глаза.

– Говори, женщина! – прорычал епископ. – Ты знаешь, какие слова ты должна сказать! Так скажи их!

Этельфлэд, похоже, была слишком испугана, чтобы заговорить.

Алдхельм прошептал что-то Этельреду, тот кивнул, но ничего не сделал. Алдхельм пошептал снова, и Этельред снова кивнул. На сей раз Алдхельм сделал шаг вперед и ударил Этельфлэд. Это был несильный удар, просто хлопок по голове, но этого хватило, чтобы заставить меня непроизвольно шагнуть вперед.

Гизела схватила меня за руку, удерживая.

– Говори, женщина, – приказал Алдхельм.

– Аминь, – ухитрилась прошептать Этельфлэд. – Аминь.

Рука Гизелы все еще была на моей руке. Я похлопал ее пальцы в знак того, что спокоен. Я был зол и удивлен, но спокоен. Я погладил руку Гизелы, потом уронил ладонь на рукоять Вздоха Змея.

Этельфлэд явно сказала верные слова, потому что епископ Эркенвальд взял с алтаря глиняную чашку. Он высоко поднял ее над распятием, словно показывая своему богу, потом осторожно налил немного грязной воды в серебряную чашу. Снова высоко воздел глиняную чашку и торжественно предложил ее Этельфлэд.

– Выпей горькой воды, – приказал он.

Этельфлэд заколебалась, потом увидела, что затянутая в кольчугу рука Алдхельма готова снова нанести удар, – и послушно потянулась к чашке. Взяла ее, поднесла ко рту, подержала мгновение, закрыла глаза и, сморщившись, выпила горькое содержимое.

Мужчины внимательно наблюдали за ней, чтобы убедиться, что она выпила все. Пламя свечей трепетало на сквозняке, которым тянуло через дымовую дыру в крыше; где-то в городе внезапно завыла собака.

Теперь Гизела крепко сжимала мою руку, ее пальцы были как когти.

Эркенвальд взял чашку и, убедившись, что она пуста, кивнул Этельреду.

– Она выпила воду, – подтвердил епископ.

Лицо Этельфлэд блестело от слез там, где в них отражался падающий с алтаря колеблющийся свет. Теперь я увидел на алтаре гусиное перо, горшочек с чернилами и кусок пергамента.

– То, что я теперь делаю, – торжественно проговорил Эркенвальд, – я делаю согласно слову Божьему.

– Аминь, – сказал священник.

Этельред наблюдал за женой, словно ожидая, что ее плоть начнет гнить у него на глазах, в то время как сама Этельфлэд так дрожала, что я подумал – она может упасть.

– Бог велит написать заклинания, – объявил епископ.

Потом нагнулся над алтарем. Перо его долго скрипело, а Этельред все еще внимательно глядел на Этельфлэд.

Священники тоже наблюдали за ней, пока епископ царапал по пергаменту.

– И, написав заклинания, – сказал Эркенвальд, затыкая горшочек с чернилами, – смываю их, как приказал всемогущий Господь, Отец наш Небесный.

– Слушайте слово Господне, – сказал священник.

– Да славится имя Его, – сказал другой.

Эркенвальд взял еще один серебряный сосуд, в который налил немного грязной воды, и полил этой водой только что написанные слова. Он потер чернила пальцем и поднял пергамент, чтобы показать, что строки расплылись и смылись.

– Сделано, – напыщенно сказал он и кивнул седовласой женщине. – Выполняй свой долг! – приказал он ей.

Старуха с жестоким лицом шагнула к Этельфлэд. Та отшатнулась, но Алдхельм схватил ее за плечи. Этельфлэд в ужасе завопила, и тогда Алдхельм сильно ударил ее по голове.

Я подумал, что Этельред среагирует на то, что на его жену напал другой мужчина, но кузен явно одобрял происходящее, потому что ничего не сделал. Он только молча наблюдал, как Алдхельм снова схватил Этельфлэд за плечи и удерживал ее, когда старуха нагнулась, чтобы схватить подол льняной одежды Этельфлэд.

– Нет! – запротестовала Этельфлэд стонущим, отчаянным голосом.

– Покажи ее нам! – рявкнул Эркенвальд. – Покажи ее бедра и живот!

Женщина послушно подняла сорочку, чтобы показать бедра Этельфлэд.

– Довольно!

Это выкрикнул я.

Женщина застыла.

Священники стояли нагнувшись, чтобы посмотреть на обнаженные ноги Этельфлэд, в ожидании, когда ее одежду поднимут настолько, чтобы обнажить ее живот. Алдхельм все еще держал ее за плечи, в то время как епископ с разинутым ртом уставился на тени у церковных дверей, откуда я подал голос.

– Кто там? – вопросил Эркенвальд.