Книга Дворец ветров - Мэри Маргарет Кей

Руки у него почти не дрожали, когда он пристегивал к поясу ножны с мечом, но когда Гул Баз вручил своему хозяину белый пробковый шлем, который носится с полной парадной формой, Аш уставился на него таким же невидящим взглядом, каким недавно смотрел на Джхоти.

Тонкий шарф вокруг шлема, свисающий сзади, испещряли синие и золотые полоски, и солнце блестело на длинном позолоченном шише и заклепках ремешка, который традиция предписывала носить не под, а над подбородком. Гул Баз просительно кашлянул, деликатно напоминая, что время идет, а когда это не возымело действия, твердо сказал:

– Наденьте шлем, сахиб. Солнце печет.

Аш машинально подчинился и, поправив подбородочный ремешок, натянул перчатки, выдвинул вперед эфес меча, расправил плечи, словно готовясь предстать перед расстрельной командой, и вышел, чтобы присоединиться к Кака-джи и остальным, которые уже собрались в крытом дворе у главных ворот Жемчужного дворца, дабы приветствовать жениха.

Двор имел значительные размеры, но там было душно и жарко, а также чрезвычайно шумно: в дополнение к гулу толпы встречающих трио музыкантов играло на маленьком балкончике над аркой, ведущей в центральную часть дворца.

Гирлянды из роз и жасмина свисали с края балкона и змеились, переплетаясь, по мраморным стенам; воздух был насыщен приторным ароматом итра и курений, острым запахом семян пана и кардамона и не столь приятным запахом распаренных человеческих тел. Почувствовав, как струйка пота стекает у него по спине между лопаток, Аш украдкой расстегнул высокий тугой воротник мундира и пожалел, что звание сахиба обязывает его сидеть в кресле, а не на полу на индийский манер, как сидели все прочие: мрамор был прохладным, тогда как плюшевая обивка предоставленного ему кресла казалась очень горячей, словно только что из духовки. Аш беспокойно поерзал на месте и задался вопросом, сколько времени ему придется терпеть эту муку и отчего у него так дико болит голова: от жары, от духоты или от периодически набирающих силу пронзительных звуков музыки.

В конечном счете ждать пришлось даже дольше, чем предполагалось, так как сообщение, что жених со своим баратом уже покинул городской дворец и направляется к парку, оказалось чрезмерно оптимистичным. Они намеревались выехать за два часа до полудня, но Азия относится ко времени без особого уважения, а пунктуальность так и вовсе ни во что не ставит, и дело было далеко за полдень, когда процессия двинулась наконец к Рам-Багху, а когда она достигла парка, солнце уже стояло низко в небе и жара спала.

О приближении процессии они узнали задолго до того, как она подошла к парку. Поначалу барабанный бой, радостный визг флейт, рев труб и приветственные крики многолюдных толп зрителей сливались в приглушенный расстоянием гул, немногим громче карканья ворон и воркотни голубей среди деревьев Рам-Багха. Но эти звуки неуклонно набирали силу, и наконец Джхоти, взобравшийся на крышу, откуда можно было рассмотреть дорогу за верхушками деревьев, сломя голову сбежал вниз и объявил, что процессия вступает в ворота парка – и где гирлянды? Собравшиеся поднялись на ноги, одергивая ачканы и поправляя тюрбаны, а Аш снова застегнул воротник, глубоко вздохнул и стиснул зубы, стараясь вообще ни о чем не думать, и неожиданно для себя стал думать об Уолли и Зарине и о снежных пиках Дур-Хаймы…

Жених прибыл из города не верхом. Он ехал на платформе, которую несли двенадцать слуг в роскошных форменных костюмах. Платформа была задрапирована золотой парчой и накрыта парчовым же балдахином, по краю расшитым жемчугом. Рана, облаченный в золотую парчу, как и на первом дурбаре много недель назад, сегодня блистал еще ярче, потому что его парчовый ачкан был сплошь расшит драгоценными камнями. Драгоценные камни украшали и тюрбан: пышный султан крепился к золотой ткани огромной брошью в форме полумесяца, усыпанной алмазами и изумрудами, и вокруг него обвивались нитки бриллиантов, точно гирлянды на рождественской елке. Драгоценные камни сверкали на пальцах раны и ослепительно сияли на перевязи из чистого золота, а рукоять меча – меча, который жених носит в знак своей готовности защитить невесту от любых врагов, – была инкрустирована алмазами и увенчана изумрудом размером с рупию.

Иноземец при виде сей блистательной фигуры, восседающей на золотой платформе в окружении нарядных слуг и великолепно одетых членов барата, вполне мог бы принять ее за некоего восточного идола, торжественно несомого процессией почитателей. Это впечатление усиливалось тем, что лицо почти полностью закрывали свисающие с тюрбана нити с нанизанными на них головками ноготков и жасмина, и только блеск глаз за цветочной завесой изобличал в пышно разряженной фигуре живое существо.

Музыка умолкла на протяжной пронзительной ноте, и семейный жрец Кака-джи выступил вперед, дабы прочитать ведические гимны и снискать благословение богов, прежде чем вызвать дядю невест для милни – традиционной церемонии знакомства отцов невесты и жениха, но в данном случае (поскольку обоих отцов не было в живых) знакомства Кака-джи с одним из дядьев раны по материнской линии. Два пожилых господина обнялись, и Джхоти, как брат невест, помог жениху сойти с платформы и проводил его и его друзей в крытый двор, где ждали представители стороны невест, чтобы надеть на гостей гирлянды и преподнести дары членам барата.

Несмотря на свой великолепный наряд, на ногах рана выглядел гораздо менее внушительно. Даже непомерно большой тюрбан с высоким султаном не скрывал малого роста жениха, и Кака-джи Рао (далеко не великан) был выше его на полголовы. Тем не менее безликая фигура умудрялась вызывать тревожное ощущение могущества. «И опасности», – подумал Аш.

Казалось, будто тигр – сытый, а потому временно безвредный – равнодушно проходит через поле, полное овец и коров. Впечатление было настолько сильным, что Аш почти готов был поклясться, что от этого человека исходит особый запах: звериный запах, смрадный и зловещий. Он почувствовал легкое покалывание на затылке, словно волоски там вставали дыбом, и внезапно в памяти у него всплыла давно забытая сцена: лунная ночь, черные тени деревьев и предостерегающая дрожь, пробегающая в безмолвном воздухе, будто легчайший ветерок, который пролетает над недвижной гладью воды, ощутимый кожей, но совершенно не слышный, и кто-то – дядя Акбар? – говорит почти беззвучным шепотом: «Шер ахраха хай!»[60]

Пропитывающий рубашку пот вдруг стал холодным, и Аш невольно задрожал и услышал стук собственных зубов. Потом жених прошел мимо него, направляясь в окружении сопровождающих лиц к арке под балконом для совершения церемонии джаймала – преподнесения жениху гирлянды невестой.

Арка вела в узкий тоннелеобразный передний зал, где Шушила и Анджули ждали с гирляндами, которые невесты надевают на шею жениху в знак своего согласия вступить с ним с брак. Даже сейчас, в последнюю минуту, свадьбу отменили бы, откажись невеста сделать это. И когда возникла необъяснимая пауза, в ходе которой рана ждал, а толпившиеся за ним люди вытягивали шею, выглядывая у него из-за спины, Аш на мгновение почувствовал отчаянную, глупую и совершенно нелепую надежду, что Шушила передумала и собирается отвергнуть жениха. Но хотя тем, кто не видел, что происходит в переднем зале, и не знал, чем вызвана задержка, пауза показалась очень долгой, на самом деле она длилась не более минуты. Потом рана низко наклонился, а когда выпрямился, на шее у него висела гирлянда невесты.