Книга Воин кровавых времен - Р. Скотт Бэккер

«Из палатки колдуна в дворянские покои… Хм».

Он почти слышал ее смех, почти видел ее глаза, искрящиеся любовью и проказливостью.

«Что же будет после того, как я умру в следующий раз? Андиа-минские Высоты?»

— Она, наверное, спит, — извиняясь, произнес Гайямакри. — Ей пришлось тяжелее всех.

Шутки… О чем он только думает? Она нуждается в нем — отчаянно нуждается, если то, что сказал Пройас, правда. Серве мертва, а Келлхус умирает. Священное воинство голодает… Она нуждается в поддержке и опоре. Он будет ей опорой! Гайямакри внезапно развернулся и схватил его за руки.

— Пожалуйста! — прошипел он. — Ты должен спасти его! Ты должен!

Он упал на колени, сжимая руки Ахкеймиона с таким пылом, что у него побелели костяшки.

— Ты же был его наставником!

— Я… я сд-делаю все, что смогу, — заикаясь, пробормотал Ахкеймион. — Даю слово.

Слезы струились по щекам айнона и терялись в бороде. Он прижался лбом к рукам Ахкеймиона.

— Благодарю тебя! Благодарю!

Не зная, что сказать, Ахкеймион поднял наскенти с пола. Гайямакри принялся оправлять свое желто-белое одеяние, словно вспомнил вдруг об извечной одержимости джнаном.

— Ты не забудешь? — выдохнул он.

— Конечно, не забуду. Только сперва мне нужно посоветоваться с Эсменет. Наедине… Понимаешь?

Гаймакри кивнул. Три шага он пятился, потом развернулся и припустил прочь по коридору.

Ахкеймион остановился перед высокой дверью, тяжело дыша.

«Эсми».

Он будет сжимать ее в объятиях, пока она не выплачется. Он перескажет ей каждую свою мысль, расскажет, что она значила для него во время плена. Он скажет ей, что он, адепт Завета, возьмет ее в жены. В жены! И на глазах ее от изумления выступят слезы… Ахкеймион едва не рассмеялся от радости.

«Наконец-то!»

Вместо того чтобы постучать, он просто толкнул дверь и вошел, как мог бы войти муж. Его встретил полумрак, наполненный запахом ванили. Всего лишь шесть расставленных в беспорядке свечей освещали покои, просторные, с высоким сводчатым потолком, в изобилии заполненные коврами, ширмами и драпировками. На помосте стояла огромная пятиугольная кровать, занимавшая всю середину комнаты; простыни и покрывала были смяты, словно после ночи страсти. Слева раздвижная стена открывала проход в небольшой садик. Небо было усыпано яркими звездами.

Ничего себе палатка колдуна!

Ахкеймион вышел из полосы света и принялся вглядываться в глубину покоев. Кровать была пуста — он видел это сквозь кисею. Дверь за спиной у Ахкеймиона захлопнулась с громким стуком, заставив его вздрогнуть.

Где же она?

Потом Ахкеймион разглядел ее в дальнем конце комнаты: Эсменет лежала на небольшом диванчике, свернувшись клубочком, спиной к двери — и к нему. Волосы ее отросли и в полумраке казались почти фиолетовыми. Свободная рубаха сползла, обнажив тонкое плечо, одновременно и загорелое, и бледное. Ахкеймиона тут же охватило возбуждение, радостное и безрассудное.

Сколько раз он целовал эту кожу?

Поцелуй. Вот как он разбудит ее — плача и целуя ее плечо. Она зашевелится, подумает, что это сон. «Нет… Это не можешь быть ты. Ты умер». Потом он возьмет ее, с медленной, яростной нежностью, заполнив ее чувственным экстазом. И она поймет, что наконец-то ее сердце вернулось.

«Я вернулся к тебе, Эсми… Из смерти и муки».

Он сделал несколько шагов и тут же остановился, потому что Эсменет внезапно, рывком села. Она встревоженно огляделась, потом остановила взгляд припухших, не верящих глаз на нем.

На мгновение она показалась ему чужой, незнакомой женщиной; Ахкеймион увидел ее теми молодыми, страстными глазами, как много лет назад, в Сумне, при их первой встрече. Веселая красота. Веснушки на щеках. Полные губы и безукоризненные зубы.

На миг у них обоих перехватило дыхание.

— Эсми… — прошептал Ахкеймион, не в силах произнести более ничего.

— Он забыл, как она прекрасна…

На миг на ее лице отразился дикий ужас, как будто она увидела призрак. Но потом все чудесным образом переменилось, и Эсменет кинулась к нему; босые ноги несли ее, словно крылья.

Потом они оказались рядом и прижались друг к другу, не помня себя. Она казалась такой маленькой, такой хрупкой в его объятиях!

— Ох, Акка! — всхлипнула Эсменет. — Ты же умер! Умер!

— Нет-нет-нет, милая, — пробормотал Ахкеймион, судорожно вздохнув.

— Акка, Акка, ох, Акка!

Ахкеймион погладил ее по голове. Рука его дрожала. Волосы ее были на ощупь словно шелк. И ее запах — мягкий запах фимиама и женского мускуса.

— Ну будет, Эсми, — прошептал он. — Все хорошо. Мы снова вместе!

«Пожалуйста, позволь мне поцеловать тебя». Но она заплакала еще сильнее.

— Ты должен спасти его, Ахкеймион! Ты должен спасти его! Легкое замешательство зашевелилось в его душе.

— Спасти его? Эсми… Что ты имеешь в виду? Его руки ослабели. Эсменет вырвалась из объятий и отступила, как будто вспомнила нечто ужасное.

— Келлхус, — сказала она. Губы ее дрожали. Ахкеймион прихлопнул воющий страх, что поднялся у него в сердце.

— О чем ты, Эсми? Он почувствовал, как кровь отхлынула от его лица.

— Ты что, не понимаешь? Они убивают его!

— Келлхуса? Да… Конечно, я сделаю все, что в моих силах, чтобы спасти его! Но пожалуйста, Эсми! Позволь мне побыть с тобой! Ты нужна мне!

— Ты должен спасти его, Акка! Ты не можешь допустить, чтобы его убили!

Вспышка страха, на этот раз неудержимого. «Нет. Будь благоразумен. Она страдала не меньше меня. Просто она не такая сильная».

— Я никому не позволю что-либо сделать с ним. Клянусь. Но только… пожалуйста…

«Эсми… Что ты наделала?»

Уголки ее губ опустились. Она всхлипнула.

— Он… он…

Странное ощущение — как будто погружаешься по воду, а в легких нет воздуха.

— Да, Эсми… Он — Воин-Пророк. Я тоже верю в это! Я сделаю все, лишь бы спасти его.

— Нет, Ахкеймион…

Теперь лицо ее сделалось мертвым, как у человека, который должен убить то, что некогда было частью его. «Не говори! Пожалуйста, не говори этого!»

Ахкеймион оглядел непомерно роскошную комнату, повел рукой. Попытался рассмеяться, потом произнес:

— Н-неплохая палатка колдуна, а? Всхлип ободрал горло, словно нож.

— Ч-что же будет в следующий раз, когда я умру? Анди… Андиамин…

Он натянуто улыбнулся. — Акка, — прошептала Эсменет, — я ношу его ребенка. «Шлюха есть шлюха».