Книга Сиротка. В ладонях судьбы - Мари-Бернадетт Дюпюи

— Зато Симона наверняка поняла бы! — выкрикнула Эрмина с гневом и отчаянием.

Она тут же пожалела о своих словах, наткнувшись на мрачный взгляд мужа, в котором была паника. Когда он заговорил, его голос звучал жестко:

— Кто сказал тебе ее имя? Я запрещаю вмешивать ее в наши дела. Она рухнула на моих глазах с окровавленной спиной, скошенная автоматной очередью, и я не смог ничего сделать! Это была моя миссия — спасти их с сыном. Я не заслуживаю жить, потому что они погибли на моих глазах. Однако я осмеливаюсь цепляться за жизнь…

Сухое рыдание заставило его замолчать. Испуганная Эрмина, пожалев, что вызвала его на разговор, боялась пошелохнуться.

— Я знаю, что меня решили вернуть на родину, — продолжил он. — Но я хотел остаться во Франции и отомстить за Симону, за маленького Натана. Я все время вижу его лежащего рядом со мной на траве на берегу Дордони. Его глаза распахнуты, кажется, он смотрит на небо, приоткрыв рот… Надеюсь, ему не было больно и он не успел ничего понять. Убит наповал вместе с матерью…

Эрмина, дрожа всем телом, села на табурет, прикрученный к полу возле койки Тошана. Она плакала, даже не замечая этого.

— Мерзкое лицо полицейского, кричащего «Juden!», так и стоит перед моими глазами! Увидев, как падает Симона, я поклялся убить этого гада. Но теперь слишком поздно. Он дышит, а они с Натаном гниют в общей могиле.

— Успокойся, — посоветовала она. — Ты дышишь слишком сильно и часто!

— Смерть принесла бы мне облегчение.

Вопреки всякой логике и совершенно неосмотрительно Эрмина задала вопрос, не дававший ей покоя с самого Монпона:

— Ты ведь был влюблен в Симону? Я поднималась в вашу комнату. Вы спали в одной постели…

Это было сказано. В каюте повисла напряженная тишина. Она не решалась взглянуть на мужа, который раздумывал, явно застигнутый врасплох.

«Умоляю тебя, Тошан! — заклинала его она. — Скажи мне скорее, что у вас не было выбора, что вам нужно было выдавать себя за семейную пару! Защищайся, протестуй, быстрее, ради бога!» Но Тошан был не из тех, кто мог лгать в подобных случаях. Он никогда прежде не изменял Эрмине и считал, что будет лучше рассказать ей правду. Нарыв наконец-то прорвется.

— Я не был в нее влюблен. Симона спасла мне жизнь, и у меня был перед ней священный долг. Не знаю, известно ли тебе все, что со мной случилось, в частности, после приземления с парашютом в Дордони.

— В понедельник утром я узнала, что ты был секретным агентом на службе в «Свободной Франции». Это помогло мне лучше во всем разобраться, поскольку даже Октав Дюплесси не хотел посвящать меня в свои планы и подробности подпольной деятельности. Он тоже был агентом BCRA. Но все же он сообщил мне, что ты был ранен и тебя выхаживали подпольщики, как раз в Дордони.

Тошан взволнованно кивнул. Эрмина поняла, насколько важным для него было сражение, которое он вел. Она ждала продолжения его рассказа.

— Люди, укрывавшие у себя Симону и ее сына, принесли меня к себе, не веря, что я выживу. Я потерял много крови. Мой парашют застрял в ветвях дуба, и сломанная ветка проткнула пах, возле артерии. Оказалось, что Симона была медсестрой и местным доктором. Она спасла мне жизнь — повторюсь, чтобы ты поняла, почему я поклялся себе спасти ее в свою очередь. Меня спрятали в мансарде, где я провел без сознания несколько дней. Выздоровев, я смог завершить свое задание.

Метис подробно рассказал о нем, упомянув о встречах и нахваливая слаженность действий подпольных организаций французского Сопротивления. Когда он замолчал с пересохшим ртом, Эрмина дала ему попить.

— Ты не ответил на мой вопрос, Тошан.

— Мне кажется, ответил. Я сказал тебе, что не был влюблен в Симону. Я пообещал ей защитить их с ребенком. А потом все закрутилось. Как-то вечером я вернулся в Руффиньяк, чтобы предупредить ее друзей о доносе. Я хотел отвести их в укрытие в лесу, но нагрянули гестаповцы и арестовали их. Чуть позже я вывел из дома Симону и Натана, которые успели спрятаться на чердаке. Мы нашли себе убежище в развалинах на несколько дней. И…

Видя явное смущение своего мужа, Эрмина похолодела. Он разглядывал одеяло на своей кровати, сжимал и разжимал пальцы, опустив голову.

— И?.. — переспросила она. — И что?

— Ты должна понять! Я не был даже уверен, что вернусь домой, что снова увижу тебя. Смерть постоянно бродила рядом, вездесущая… И как-то ночью это случилось.

Эрмине показалось, что ее сердце взорвалось, разлетевшись на тысячу осколков. Задыхаясь, она беззвучно разрыдалась. Тошан продолжил:

— Не суди меня поспешно, Мина! И не плачь. Мужчины часто поддаются желанию, не испытывая любви. Здесь не из чего делать трагедию. Я мог бы изменить тебе десять раз, сотню раз, но я не хотел тебя предавать. С Симоной я уступил этой потребности в женщине, присущей всем мужчинам, из-за нашего уединения, леса вокруг, но также из-за того, что я мог умереть в любую секунду.

— Замолчи, господи, замолчи! Как ты можешь говорить такое?!

Она даже не заметила, что он назвал ее Миной и был очень смущен своим признанием. Она приняла за пренебрежение и равнодушие сильное чувство вины, которое он испытывал и которое делало его бестактным и высокомерным.

— Ты не должен был этого делать, — выдохнула она дрожащим от отчаяния голосом. — Как ты посмел?! И после той ночи вы ложились спать вместе каждый вечер, в то время как я была одна, все время одна! Боже мой, если бы мы сейчас не были на этом проклятом корабле, я бы ушла и ты никогда меня больше не увидел бы!

Эрмина представляла Тошана в объятиях Симоны, и это сводило ее с ума. Они были обнаженными, изнемогающими от страсти… Их слившиеся в экстазе тела, крики наслаждения…

— О! Я тебя ненавижу! — бросила она, вставая. — Мне так больно, что я не могу здесь с тобой оставаться.

— Не выходи на палубу в таком состоянии! Эрмина, возьми себя в руки. Я был искренен с тобой, а ведь мог бы и солгать! Это никогда не повторится: просто так сложились обстоятельства. Симона была разлучена с мужем несколько лет, а я не знал, встретимся ли мы еще с тобой в этой жизни.

— Я тебе не верю! Ты покинул Квебек и с головой окунулся в роль секретного агента, воина — не знаю, кого еще, и перечеркнул все: меня, свою жену, наших детей. Тебя не очень-то расстраивала мысль о том, что ты можешь никогда нас больше не увидеть! Будь честен до конца, ты совсем о нас не думал…

Тошан не знал, что ответить, так как в чем-то Эрмина была права. Он устало закрыл глаза. Она воспользовалась этим, чтобы выскользнуть из каюты и подняться на палубу. За время их бурной беседы погода изменилась: океан приобрел странный темно-зеленый цвет, между гребнями волн почти серый, и небо было такого же мрачного, тревожного цвета. Тут же к молодой женщине подошел матрос.

— Вернитесь в свою каюту, мадемуазель. Сейчас начнется качка. Поднимается буря.

— Я не боюсь бурь! — крикнула она ему, чтобы перекричать шум ветра. — В моих краях, в Лак-Сен-Жане, во время снежной пурги срывает трубы с домов и сыплет такой снег, что ничего не видно в радиусе десяти метров.