Книга Блондинка в озере. Сестричка. Долгое прощание. Обратный ход - Раймонд Чэндлер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Спальня Уэйда находилась в углу, прямо над его кабинетом. Дверь из нее я оставил открытой, свет оттуда падал на высокий потолок, и я снизу видел верхнюю часть двери.
Я выключил все, кроме одного торшера, и пошел в кабинет. Дверь оказалась приоткрыта, но горел торшер возле кожаного дивана и лампа под абажуром на письменном столе. Рядом на тяжелой подставке стояла пишущая машинка и были разбросаны желтые листки. Я сел в кресло и стал изучать обстановку. Мне нужно было понять, как он поранил голову. Я пересел на его место у стола, справа от телефона. Пружина вращающегося стула оказалась очень слабой. Сильно откинувшись, можно было упасть и удариться головой об угол стола. Я смочил платок и потер стол. Следов крови не обнаружилось. На столе было много всякой всячины, в том числе два бронзовых слона, между которыми стоял ряд книг, и старомодная квадратная чернильница. Я потер и их — без результата. Вообще все это не имело смысла. Если его кто-то и стукнул, то не обязательно чем-то из этих вещей. Да и стукнуть вроде было некому. Я встал и зажег верхние светильники. Углы комнаты выступили из тени, и, конечно, сразу выяснилось, в чем дело. У стены на боку лежала четырехугольная металлическая корзина для бумаг, содержимое ее валялось рядом. Сама она не могла туда попасть, значит, ее отшвырнули ногой. Я провел по ее острым углам влажным платком. На этот раз на нем появились красно-коричневые пятна крови. Вот и весь секрет. Уэйд упал, ударился об острый угол корзины — наверное, просто проехался по ней головой — поднялся и лягнул эту чертову штуку так, что она отлетела к стене. Все очень просто.
Затем он, вероятно, успел еще приложиться к бутылке. Выпивка стояла на столике возле дивана. Одна пустая бутылка, другая — полная на три четверти, термос с водой и серебряная миска с растаявшим льдом. Стакан всего один, довольно вместительный.
Выпив, он почувствовал себя немножко лучше. Заметил, как сквозь туман, что трубка снята и, вероятно, не смог вспомнить, почему. Тогда он просто подошел и положил ее на рычаг. По времени все как будто сходилось. В телефоне есть что-то повелительное. Современный человек, воспитанный на технике, любит его, ненавидит и боится. Но обращается с ним всегда уважительно, даже когда пьян. Телефон — это фетиш.
Любой нормальный человек, прежде чем вешать трубку, сказал бы в нее «алло», просто на всякий случай. Но если он отуманен выпивкой и падением, со стыда мог и не сказать. Впрочем, не имеет значения. Трубку могла повесить жена: услышала звук падения, грохот корзины об стену и вошла в кабинет. Но последняя порция спиртного уже бросилась ему в голову, он, шатаясь, вышел из дому, побрел по лужайке и свалился без сознания там, где я его и нашел.
Кто-то к нему ехал. Он уже не соображал, кто. Может быть, добрый доктор Верингер.
Прекрасно. А что же сделала его жена? Останавливать его или уговаривать было бесполезно, а, может быть, и страшно. Значит, надо звать кого-то на помощь. Слуг в доме не было. Значит, надо звонить по телефону. И кому она позвонила. Милому доктору Лорингу? Я почему-то решил, что она его вызвала уже после моего приезда. Но она не сказала когда.
С этого момента начиналось что-то непонятное. Понятно было бы, если бы она пошла искать мужа, нашла и убедилась, что ничего страшного нет. Ничего не случится, если человек полежит на земле в теплый летний вечер. Поднять его она не могла. Тут я-то еле справился. Но странно, что она стояла на пороге, курила и весьма смутно представляла, куда он делся. Или не так уж странно? Я не знал, как она с ним намучилась, чего от него можно ожидать в таком состоянии, сильно ли она его боялась. «С меня хватит, — сказала она, когда я приехал. — Идите ищите его сами». Потом вошла в дом и свалилась в обморок.
Все это выглядело подозрительно, но делать было нечего. Приходилось допустить, что, если такое случалось часто, она, зная, что ей с ним не совладать, пускала все на самотек. Пусть себе валяется, пока кто-нибудь не приедет и не выручит.
И все же что-то меня беспокоило. В том числе и то, что она, не говоря худого слова, ушла к себе, пока мы с Кэнди перетаскивали его наверх. Она ведь сказала, что любит мужа. Они женаты пять лет, в трезвом виде он очень хороший — это ее собственные слова. В пьяном виде — дело другое, тут приходится держаться подальше, потому что он опасен. Ладно, забудем об этом.
И все-таки это меня беспокоило. Если она так уж испугалась, то не стояла бы на пороге с сигаретой. Если испытывала только горечь и отвращение, то не упала бы в обморок.
Что-то за этим скрывалось. Может быть, другая женщина? Тогда она узнала об этом совсем недавно. Линда Лоринг? Возможно. Доктор Лоринг этого не исключал и объявил об этом на весь свет.
Я решил об этом больше не думать и снял футляр с машинки. На ней действительно лежало несколько листков желтой бумаги с напечатанным текстом, которые я должен был уничтожить, чтобы не увидела Эйлин. Я отнес их на диван и решил, что могу себе позволить сопровождать чтение выпивкой. К кабинету примыкала маленькая ванная. Я сполоснул высокий стакан, налил в него огненной воды и уселся читать. Понаписано там было черт знает что. А именно:
Глава 28
«Полнолуние было четыре дня назад, на стене квадрат лунного света, он смотрит на меня, словно подслеповатый мутный глаз, око стены. Шутка.
Чертовски глупое сравнение. Писатели. Все-то у них похоже на что-то другое.
Голова у меня легкая, как взбитые сливки, только вкус другой. Опять сравнение. Блевать хочется от одной мысли о своем чертовом ремесле. И вообще хочется блевать. Наверно, это желание сбудется. Не торопите меня. Дайте время. В солнечном сплетении все ползают, и ползают, и ползают червяки. Надо бы пойти лечь, но там, под кроватью, темный зверь, он будет шурша ползать кругами, выгибаться и стукаться об кровать, и тогда я заору, но этого не услышит никто, кроме меня самого. Вопль во сне, вопль в кошмаре. Бояться нечего, я не боюсь, потому что
