Книга Империя господина Коровкина - Макс Гришин

нет имени, нет фамилии, архивное дело мое давно уничтожено. Меня нет в инстаграммах, твитерах и фейсбуках. Я пустое место, но это не недостаток, как тебе может показаться, это сила. Всё, что осталось от меня в этом мире, это пара статей в пожелтевших от времени газетах, это чужой прах под землей, это чье-то другое имя, высеченное на могильной плите. Я пришел к тебе из ниоткуда и в никуда уйду после тебя. Я призрак, понимаешь, фантом, приведение без прошлого и будущего. У меня нет жен, детей, родственников, у меня нет друзей. Хотя нет… Нет! Подожди, друг у меня есть все-таки один, верный такой, который уже точно не предаст. Здесь мы с ним как раз сдружились, правда здесь, думаю мы с ним и расстанемся. Дружба по интересам, так сказать, она ведь такая же крепкая, как и любовь!

– Кто этот друг? – еле слышно произнес Александр. Андрей с прежней улыбкой нежно провел рукой по лезвию топора.

– Знакомься – Родион Романович!

Александр чувствовал, что конец его был уже очень близок. Не тот человек стоял теперь перед ним, которого можно было бы купить или убедить другими какими-то способами. Он знал это наверняка, знал потому, что сам был такой и от осознания этого ему было жутко вдвойне. Он привстал с мокрой земли сначала на колени, потом на ноги. Ветер почти затих и можно было слышать, как заливаются в лесу птицы. Андрей шагнул в его сторону и Александр машинально протянул вперед руку, будто всё еще пытаясь урезонить его этим жестом. Возможно он хотел ему что-то сказать, что-то предложить, но говорить уже было нечего, как было нечего и предлагать и рука его медленно опустилась вниз.

– Всё?.. – произнес он тихо и как-то уже совершенно спокойно. – Это конец?

– Конец, – с таким же спокойствием и уже без всякой усмешки ответил Андрей. Казалось он тоже проникся к своему врагу и даже в эти последние мгновения его жизни начал испытывать к нему какое-то особое сочувствие. Александр, конечно, заметил это и снова попытался извлечь из этого для себя пользу. Но очередная попытка спастись закончилась так же, как и все предыдущие – Александр снова оказался на земле. В этот раз удар свалил его на колени и он остался сидеть так, с опущенной вниз головой. Может он смирился с судьбой, а может уже просто не было сил. Ещё совсем недавно у него была мысль прыгнуть вниз, в воду, туда, где бились о камни большие волны, но он не стал этого делать. Чем дальше, тем больше он понимал, что это его не спасет, а лишь дольше продлит мучения.

– И нет ничего, чтобы я мог сделать?

– Ничего, Сань.

– Тогда у меня к тебе одна просьба будет, – проговорил он тихо и мрачно. – Уж ты-то должен меня здесь понять.

– Говори.

– Я не хочу, чтобы об этом острове и обо всем этом узнали другие. Я хочу, чтобы всё это осталось между нами и чтобы имя мое… в общем… чтобы другие меня знали таким, каким знали всегда…

– Богатым старым мудаком, который любит молоденьких девочек?

– Пускай так, – тихо подтвердил Александр.

Андрей долго молча смотрел ему в лицо. Наконец он кивнул головой и тихо проговорил:

– Хорошо, Сань. Слово охотника!

Александр сглотнул слюну, потом с усилием приподнялся на ноги и повернулся лицом к воде. Всё его тело сотрясало дрожью, зубы с силой били друг о друга и во рту чувствовался приторный вкус крови, которая текла из разбитого носа и губ. Но слез у него не было. Было тупое полубредовое состояние какой-то безнадежной покорности. Его тело слегка подалось вперед. Возможно, он хотел прыгнуть на камни или в воду, возможно, у него была какая-то последняя отдаленная надежда таким образом спастись, убежать, уплыть с этого острова, из этой Карелии, из этой страны к себе туда, в далекую уютную Испанию, где всегда светило солнце, где жизнь его еще несколько недель назад казалась такой безоблачной и долгой, где жизнь продолжала идти своим чередом, только в каком-то уже другом измерении. Но звук сзади, какое-то резкое движение, которое он уже не успел воспринять. Его тело вздрогнуло, будто пораженное сильным разрядом электрического тока, и подалось вперед, его руки были вытянуты, как руки профессионального пловца. Через мгновение тело его под правильным углом вошло в воду, прямо к самому приливу волны. Всё, как он и хотел секунду назад —ни перелома, ни ушиба, даже ни царапинки. Но все-таки нет, что-то все-таки пошло не так. Волна, ударившись о камни, покатилась обратно, увлекая за собой выплывшее из-под воды тело; волна, окрашенная в красный цвет.

Андрей сделал несколько шагов вперед. Он видел, как волна выбросила к берегу тело того, кого искал он так долго, кому посвятил столько лет своей жизни. Но броситься за ним он уже не спешил. Он вытянул руку с топором над водой, подождал несколько секунд и разжал пальцы. Запачканный свежей кровью топор со звучным шлепком упал в воду. За ним сразу упал в воду и сорванный с груди ключ. Через несколько секунд Андрей развернулся и сделал пару шагов назад. Большие открытые глаза, еще румяное от нервного напряжения лицо и даже какое-то прежнее выражение испуга на лице. Родион Романович сделал свое дело быстро и аккуратно, и лицо Александра, несмотря на явное отсутствие у головы других жизненно необходимых для нормального функционирования органов, продолжало смотреть прежними глазами на обидчика, будто снова умоляя его «опусти меня, друг, а? Христом богом ведь прошу!»

18.

Бежать было бесполезно. Драться с ним тоже. Нервно покусывая ногти, Петро смотрел как Андрей одну за одной извлекал из сумки и клал на стол перед ним головы его друзей и знакомых. Отрубленная голова Дианы, потом Александра, потом Рафы. Открытые глаза, подтеки крови и запечатленный ужас последних мгновений. Он медленно доставал их, покручивал в руках перед собой как какой-то покупатель на овощном рынке, и осторожно опускал на стол, поворачивая лицом к Петро, будто желая, чтобы он мог насладиться этим семейным рандеву точно так же, как и он. В его движениях не было резкости, он делал это медленно, с улыбкой и даже с какой-то особой грацией, будто пытаясь растянуть удовольствие от каждой секунды, от каждой очередной находки, вытащенной из сумки. А может нет, может он просто никуда не спешил. Может дело его было почти сделано и осталось последнее, именно то, ради чего он к