Книга Исповедь соперницы - Симона Вилар
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Силы небесные — что тут произошло!?
— Сэр, возьмите себя в руки, — успокаивал меня Пенда. — Ее нет среди мертвых. А значит остается надежда.
Мы принялись за поиски — обшарили чащу, кустарники, ложбины, пока не раздался чей-то крик. Один из моих людей вышел на опушку леса и заметил зарево в той стороне, где стояла церковь Святого Дунстана.
Я плохо помню этот отрезок пути. Впереди светился огненный остов церкви, на фоне зарева отчетливо вырисовыался черный силуэт каменной колокольни. В багровом сумраке на миг мелькнули две человеческих фигуры — и тут же исчезли. Где-то в вышине раздался отчаянный вопль.
Дальнейшее походило на чудовищный кошмар. Мы увидели обеих почти сразу — Гиту в оконном проеме колокольни и Бэртраду с обнаженным мечом на настиле лесов в двух шагах от нее. Я мгновенно узнал графиню, несмотря на то, что она была в одежде наемника, и когда она взмахнула клинком, неистово закричал. Гита, совершенно беззащитная, стояла, прижавшись к краю оконной ниши с плащом в руках…
— Остановись, Бэртрада! Не смей! — мои слова потонули в реве пламени.
Отсвет пламени вспыхнул на лезвии меча Бэртрады, мелькнул темный ком плаща, брошенного в нее Гитой. И короткая борьба наверху. Затем меч выпал из рук Бэртрады, а ее тело изогнулось, ловя равновесие. И тогда Гита нанесла свой удар.
Как черная ночная птица, Бэртрада взмыла в воздух и по крутой дуге канула в пламя пожара.
Но Гита уже сползала с края оконного проема, отчаянно пытаясь остановить это неотвратимое движение.
Много позже я заметил, что в эту ночь в моих волосах появились седые нити. Но в тот страшный миг я просто бросился к подножию колокольни, и мои люди последовали за мной. Гита падала, судорожно цепляясь за перекладины лесов. О, если бы ей удалось хоть на мгновение задержаться!..
Хвала Всевышнему, так и случилось, и мы успели…
Что касается Бэртрады… Я не помню этого, но мои люди говорили, что из огня беспрестанно неслись ее страшные крики, и Пенда, не выдержав, намочил свой плащ в ближайшей заводи и бросился в самое пекло.
Он едва не погиб, но ухитрился все-таки вытащить графиню — вернее то, что от нее осталось. Однако в этом обугленном теле еще хватило сил для того, чтобы произнести несколько слов — и это были слова, полные неистовой злобы.
Но в этот момент меня не занимало ничего, что не касалось Гиты — у нее начались роды и я метался в поисках повитухи, начисто позабыв о том, что в ордене, кроме всего прочего, меня обучили принимать роды.
Чтобы привести в чувство обезумевшего правителя графства Норфолк, Пенде, бывшему рабу, пришлось влепить мне здоровенную оплеуху, и я был только благодарен ему за это. Мгновенно собравшись, я принялся отдавать распоряжения. Двое моих воинов побежали греть воду, остальным я приказал снять плащи и устроил Гиту поудобнее.
Гита кусала губы до крови и жаловалась на безмерную усталость. Я успокаивал ее теми же словами, которые говорил, когда она рожала Милдрэд. Но тогда, хоть роды были и тяжелыми, рядом была умелая повитуха, и теперь я мучительно пытался припомнить все, что делала Труда — да покоится она с миром.
И мы справились. Я принял своего сына — измученного, крохотного, но живого.
Как только все окончилось, Гита впала в глубокое забытье.
Но это было только началом. Теперь мне предстояло пресечь намерения Бигода, обезопасить себя и Гиту. А для этого было необходимо предстать перед королем — отцом Бэртрады.
* * *
Вскоре меня вызвал глава руанской комтурии.
— Сколько еще требует этот негодяй? — я попытался предугадать то, что он намеревался сказать. Я знал, что алчность Бигода может перейти все границы, но ситуация была такова, что спорить и торговаться не приходилось.
Однако комтур странно взглянул на меня.
— Не о деньгах речь, брат. Я бы даже посоветовал вам прекратить потакать Бигоду. Ибо все в корне изменилась. Король вчера прибыл в свой охотничий замок Лион-ла-Форт… а сегодня пришла весть, что он при смерти.
Я молчал, обдумывая ситуацию
Комтур продолжал. Не далее как вчера Генрих еще был бодр и полон сил, он охотился в лесах близ Руана, несмотря на дождь и ненастье. Его свита окончательно выдохлась, но никто не смел роптать, когда приходилось разбивать очередной палаточный лагерь среди чащи. Но вчера король повелел всем собраться в Лион-ла-Форт и пребывал в отличном расположении духа, довольный удачной охотой. За ужином он велел подать любимое блюдо — вареных в вине миног, что было довольно опрометчиво, ибо пищеварение короля в последнее время тревожило лекарей и они прописали ему жесточайшую диету. Но повелению Генриха никто не осмелился перечить.
— Уже через пару часов Генрих почувствовал себя скверно, — рассказывал комтур. — А к утру пришлось призвать лекаря. Когда же у короля началось желудочное кровотечение, Роберт Глочестер, находившийся при отце, поспешил послать за епископом Хагоном, чтобы тот исповедовал и причастил его величество.
Итак, Генрих Боклерк умирал. Могучий государь, пришедший к власти вопреки закону, но показавший себя незаурядным правителем, покидал нас. Что теперь будет? Но в тот миг я меньше всего был склонен размышлять о том, какие перемены грядут и как решится вопрос с престолонаследием. Меня занимало другое. Имеет ли смысл сообщать сейчас королю об обстоятельствах смерти моей жены? И как решится участь Гиты при его преемнике или преемнице? Как долго Гуго Бигод сможет продолжать шантажировать меня?
В любом случае следовало поспешить, и я отправился в Лион-ла-Форт, королевский охотничий замок в двадцати милях от Руана.
Добираться туда пришлось под непрекращающимся дождем, дорога петляла среди могучих дубов и лощин, заросших папоротниками. Лион-ла-Форт оказался не замком, каким он мне представлялся, а обычным крепким деревянным домом, причем явно не приспособленным для того, чтобы принять всех съехавшихся сюда, когда стало известно, что король при смерти. В привратницкой, под навесами конюшен, да и вокруг разведенных на просторном дворе костров толпилось множество людей всех званий и сословий. Уже стемнело, когда я, бросив служке повод коня, шел по раскисшей от дождя земле, провожаемый множеством взглядов из под намокших капюшонов. Кто-то проговрил:
— Прибыл граф Норфолк, зять короля. Неужели в Англии уже знают о случившемся?
В Англии об этом не знали. Но в тот момент это не заставило меня задуматься. Меня провели в опочивальню. Тяжелый воздух был пропитан тошнотворными испарениями, Генрих Боклерк лежал на широком ложе под белыми овчинами, и трудно было узнать в этом вмиг иссохшем, желтом, как осенний лист, человеке с ввалившимися глазами грозного владыку Англии, Нормандии и Уэльса.
Слуга только убрал таз с кровавой блевотиной. Генрих откинулся на подушки, взгляд его блуждал, ни на ком не останавливаясь.
В опочивальне находились все высшие вельможи и побочные сыновья монарха. Над королем застыл с распятьем в руке епископ Хагон Руанский, с трудом скрывающий брезгливость, несмотря на то, что он давал последнее напутствие умирающему. До меня донесся его негромкий голос: