Книга Российский анархизм в XX веке - Дмитрий Рублев

Был возможен и отказ от поддержки большевиков в борьбе за власть. В этих условиях герои нашего исследования могли попытаться развивать модель организации, впоследствии позволившую добиться успеха в Испании, – массовые профсоюзы с анархо-коммунистической программой, создаваемые и контролируемые анархистами. Пожалуй, в пользу этой альтернативы говорит то обстоятельство, что анархо-синдикализм является единственным в истории примером массового и при этом устойчивого анархистского движения. Соединение с крестьянским повстанчеством могло придать ему новые перспективы развития.

Но на испанском примере очевиден такой фактор, как многолетняя борьба за культурную гегемонию идей анархизма среди части рабочего класса и крестьянства. Именно этого и недоставало российским анархистам в 1917 г. Организационно раздробленному движению, только вышедшему из подполья и эмиграции, было отпущено катастрофически мало времени. Между тем стремительная радикализация настроений городских рабочих, быстрое формирование и развитие органов общественного самоуправления порождали самые смелые надежды, вплоть до веры в скорую победу либертарной социальной революции. Кроме того, испанская организационная модель была недостаточно известна даже российским анархо-синдикалистам, ориентировавшимся в те годы на опыт французской ВКТ и американской ИРМ. А это были внепартийные профсоюзные организации, в которых, несмотря на революционно-синдикалистскую стратегию, свободно работали представители социалистических партий.

Такую возможность анархисты могли бы получить в случае прихода к власти однородного социалистического правительства, включавшего, помимо большевиков, представителей левых фракций меньшевиков и эсеров. В эмиграции некоторые из героев нашего исследования пришли к близким выводам.

Так, В.М. Волин, оценивая Временное правительство как слишком консервативное и буржуазное, рассматривал его политический курс как стремление решить наиболее насущные социально-политические вопросы «по западному образцу», используя при этом «переходный период, по необходимости затягивая его во времени для того, чтобы успокоить, привести к дисциплине народные массы». Попытки стабилизировать ситуацию были тщетны, поскольку «в России машина буржуазного государства была сломана в феврале 1917 года» и не обладала мобилизационными возможностями. Кроме того, революционные события окончательно дезорганизовали армию, сделав ее небоеспособной. В этой ситуации «именно народ» заставлял государственный аппарат работать, действуя на основе самоорганизации и опираясь на собственные структуры самоуправления, возникшие в обстановке вакуума власти. Самостоятельные действия масс проявились в экспроприации земли крестьянами, формировании фабрично-заводских комитетов, а также Советов рабочих, солдатских, матросских и крестьянских депутатов. Рост влияния Советов, массовые революционные действия снизу – все это вело страну к установлению социалистического правительства, проводящего в жизнь программу прекращения войны и радикальных социальных реформ. По мнению Волина, такой режим сумел бы опереться «на реальные общественные силы: крестьянство, рабочий класс, значительную часть интеллигенции, Советы, армию». Однако эта альтернатива развития не была реализована, поскольку лидерам социалистов не хватило смелости для проведения в жизнь собственных программных принципов. Оставшись на позициях «программы-минимум» с борьбой за демократическую республику, они вынуждены были подчиниться логике уступок либералам в рамках общей коалиции, проводя «политику, выгодную российскому и международному капитализму».

Выводы о возможности альтернативы демократического социализма применительно к ситуации 1917–1918 гг. разделял и Г.П. Максимов, утверждавший: «соглашение, блок русских социалистов всех фракций, несомненно, или совсем устранил бы гражданскую войну, так как поставил бы слабую русскую буржуазию и военную клику в невозможные условия сопротивления, контрреволюционных элементов к разрозненным местным вспышкам, подавить которые не представляло бы большого труда».

Но лидерам демократических социалистов, слишком догматичным, приверженным сложившимся в их сознании историческим схемам, в той ситуации не хватило политической воли к взятию власти и провозглашению немедленных радикальных преобразований. В силу этого обстоятельства они не могли найти общий язык с анархистами. Но менее догматичным политиком, чувствующим пульс времени и умевшим манипулировать настроениями масс, оказался Владимир Ленин… Наконец, демократические социалисты относились к анархистам с опаской, воспринимая их как неуправляемых бунтарей. В силу этого возникла надежда на большевиков как партию, при правлении которой анархистам будет обеспечен режим большего благоприятствования. Но, как показали дальнейшие события, единственной политической партией, которая была готова постоянно и последовательно поддерживать и защищать анархистов, были разве что эсеры-максималисты.

Поражение белого лагеря в Гражданской войне, как и прекращение интервенции, помогло большевикам разгромить разрозненные, не имевшие между собой связи, повстанческие движения анархистов. Разгром социальных движений наряду с введением НЭПа и репрессиями 1921 г. приводит к спаду анархистского движения. В 1922–1929 гг. были постепенно ликвидированы возможности для любой легальной деятельности анархистов в СССР. Но даже не будучи запрещенной, эта деятельность становится опасной и фактически подконтрольной ОГПУ. Часть лидеров анархистского движения, не склонных к компромиссам с РКП(б), в начале 1922 г. были высланы за границу, другие отправились в тюрьмы и ссылки. Но в 1922–1924 гг. происходит новый подъем анархистского движения. На этот раз анархисты уходят в подполье, действуя небольшими группами и кружками, иногда используя легальные организации для прикрытия. Волна арестов 1924–1925 гг. наносит движению серьезный удар. Вплоть до середины 1930-х гг. продолжаются попытки организовать подпольные кружки и группы анархистов, действуют на свой страх и риск и отдельные активисты. Репрессии, проведенные в эпоху «Большого террора» 1934–1938 гг., затронули остававшихся на свободе и находившихся в ссылках бывших и действующих участников движения, пополнивших тюрьмы и концлагеря сталинского СССР.

Налицо тот факт, что анархистское движение продемонстрировало свою жизнеспособность. Переживая периоды подъема и спада, жестокие репрессии, оно возрождалось вновь и вновь, сохраняя преемственность со своими предшественниками. Более того, каждый раз его активисты демонстрировали идейную эволюцию, связанную со стремлением освоить формы общественно-политической деятельности, имевшие выход на массовые народные движения и институты общественной самоорганизации (профсоюзы, фабрично-заводские комитеты, Советы).

В 1920-е – 1930-е гг. продолжали свою деятельность организации русских эмигрантов-анархистов. Здесь оформляется новое течение в рамках российского анархизма – «платформизм», идеологи которого (П.А. Аршинов, Н.И. Махно и др.) пытаются сочетать анархо-коммунистическую программу преобразований со стратегией создания централизованной анархистской партии, осуществляющей руководство рабочим движением, а фактически – руководство революционными процессами. Одновременно В.М. Волин развивает концепцию «анархического синтеза», связанную с идейным наследием КАУ «Набат». Г.П. Максимов разрабатывает концепцию «конструктивного анархизма», представляющую собой соединение анархо-коммунистической концепции П.А. Кропоткина, анархо-коллективизма М.А. Бакунина и анархо-синдикалистской стратегии борьбы. В то же время в работах Максимова можно обнаружить и элементы «единого анархизма» – концепции «набатовцев». Концепция Максимова по праву может считаться закономерным итогом развития традиции российского анархизма XX в., вобравшей в себя положения основных его течений, учитывавшей реалии индустриального общества и тенденции в развитии социальных движений 1920-х – 1930-х гг. (прежде всего анархо-синдикалистских профсоюзов и кооперативных организаций). Труды Аршинова, Волина, Максимова и Махно получили признание международной анархистской общественности, заложив теоретические основы целых течений в анархизме. Максимов по праву должен быть назван последним крупным теоретиком российского анархизма.