Книга Генералы Великой войны. Западный фронт 1914-1918 - Робин Нейландс

Все три генерала: Хейг, Плюмер и Роулинсон, хорошо знали выступ. Каждый из них командовал корпусом в 1-м или 2-м сражении у Ипра или участвовал в обоих. Все трое провели по крайней мере по одной зиме на выступе и видели, во что превращается почва после длительных дождей и тяжелой бомбардировки. Они знали, что водяной пласт лежит неглубоко и необходима система дренажа; но они знали также, что войска держатся на выступе уже две зимы, включая ужасную зиму 1916/17 годов, и почва утрамбована по крайней мере двумя крупномасштабными сражениями, а также ежедневной канонадой, и при этом почва не стала абсолютно непригодной для наступления. Другими словами, они знали из своего собственного богатого опыта, что наступление на Ипрском выступе даже зимой вполне возможно.

Часто утверждается, что местность района наступления ошеломила участвующих в нескольких сражениях под Пасшендэлем старших генералов и даже явилась для них полным сюрпризом, однако за исключением Гофа все они были хорошо знакомы с условиями Ипрского выступа. После двух зим и двух тяжелых сражений кажется маловероятным, чтобы физические и климатические условия выступа во время наступления на Пасшендэль были для кого бы то ни было большим сюрпризом; в конце концов, это было 3-е сражение под Ипром. Дожди, которые шли в октябре, были действительно необычайно обильными и продолжительными, и они действительно оказали бедственное влияние на наступление, однако они не были сюрпризом. Следовательно, те, кто желает понять причины случившегося под Пасшендэлем, должен поискать их в другом месте. Ранней весной 1917 года основной спор между Плюмером и Роулинсоном, с одной стороны, и фельдмаршалом Хейгом — с другой, был старый, ныне общеизвестный спор о том, должно ли будущее наступление быть «прорывом» или серией атак с удержанием позиций?

Плюмер и Роулинсон предполагали координированные атаки пехоты и артиллерии типа удара с удержанием позиций, которые, хотя и в ограниченных пределах, приносили бы, однако, полезные результаты. Главнокомандующий Хейг, как всегда, держал в голове стратегическую цель наступления. Он стремился к прорыву, и этот более обширный план, кажется, требовал генералов наступательного склада. Хейг подыскивал генерала, который разделял бы его точку зрения, и вскоре решил назначить генерала сэра Губерта Гофа и его 5-ю армию «Северной» силой наступления.

Это было неудачное назначение. У Гофа не было опыта войны на выступе и ни малейшего представления о том, как может выглядеть здесь сражение. Первая ошибка в той операции, которую будут называть сражением у Пасшендэля, была совершена с назначением генерала Гофа.

Губерт Гоф был во Франции с августа 1914 года, когда он командовал 3-й кавалерийской бригадой в отступлении от Монса. Как мы уже говорили, до войны, весной 1914 года, Он был глубоко втянут в «инцидент Кюрра» и в результате нажил себе множество врагов как в высшем командовании армии, так и среди политиков. С другой стороны, он был любимцем Френча и хорошим приятелем Хейга, который продвинул его через голову старших корпусных командиров в командующие 5-й армии на Сомме. Хейг оставался его другом и продолжал оказывать ему поддержку даже после того, как постепенно стало ясно всем: Гоф слабоват для этой должности.

Хейг отстоял Гофа и в апреле 1918 года, когда Ллойд Джордж и Кабинет требовали головы командующего 5-й армии. Эта дружба особенно интересна тем, что они были совсем несхожи; Гоф был типичный кавалерист, каким представляет его себе массовое сознание, человек, готовый броситься сам, бросить лошадь или своих людей на любое препятствие, тогда как Хейг был более сдержан, скорее охотник на номере, чем загонщик. Возможно, Хейг видел в Гофе некоторые черты, которых недоставало ему самому и которыми он в силу этого восхищался. Помимо того что он, очевидно, любил Гофа как человека, — а Дуглас Хейг нелегко отказывал в своем доверии людям, ставшим его друзьями, — он уважал его как солдата. Это мнение не разделялось остальной армией на Западном фронте и теми генералами, которые служили под началом Гофа. Хейгу было хорошо известно, что некоторые из корпусных командиров армии Гофа были невысокого мнения о его способностях, тем не менее он хотел, чтобы именно Гоф проводил наступление на Ипре.

Мотивы человеческих действий редко лежат на поверхности, однако вероятная причина назначения Гофа командующим «Северным» наступлением 3-го сражения на Ипре заключалась в том, что Хейг верил, будто его друг и товарищ-кавалерист понимает необходимость быстрого прорыва и позволит кавалерии свободно действовать на равнине позади прорванного фронта. Это объяснение, к которому сегодня относятся пренебрежительно, вовсе не казалось глупым в 1917-м; во время Великой войны и еще два десятилетия после кавалерия все еще была мобильной военной силой, единственной способной быстро и произвольно перемещаться по открытой местности. В 1917 году танки были слишком медленны и ненадежны, механический транспорт был по-прежнему привязан к дорогам. Это очень смелое допущение, разумеется, но если прорыв мог быть совершен, развить успех могла только кавалерия. Такое быстрое развитие прорыва было настоятельно необходимо, если ставить перед собой цель — возвращение в практику мобильной войны и достижение решительной победы.

Причины, по которым эта мечта никогда в действительности не реализовалась, — траншеи, колючая проволока, артиллерия, пулеметы — объяснялись достаточно часто, но для Хейга и Гофа это были недостаточные основания для отказа от еще одной попытки. В других сражениях на Западном фронте неудача наступления оборачивалась большими потерями при незначительных достижениях. Хейг хотел видеть на Ипре генерала, который действительно будет наступать, какие бы случайности или трудности ни вставали на его пути, и будет продолжать наступление, пока было чем жертвовать. Это Гоф, безусловно, сделал бы, даже если бы пожертвовать пришлось бы собственной армией. Он так гнал в наступление свои войска на Сомме, что потери были многочисленны, дисциплина падала, а канадский корпус тайно принял решение никогда впредь не служить под его началом; австралийцы после Буллькура также не горели желанием служить с ним. Хейг, однако, хотя и знал все это, считал Гофа наиболее подходящим человеком для этого дела. Губерт Гоф был его другом и генералом наступательного склада, который будет вести это сражение так, как Хейг хотел бы его провести, и на тот момент этого было достаточно.

Так же как под Аррасом, Хейг предусматривал кавалерийское наступление после прорыва обороны противника. По понятиям того времени это было разумно с точки зрения стратегического мышления, за которое, собственно, и платят главнокомандующим, сражение не изолировано, оно является кульминацией всего сделанного прежде и фундаментом последующих событий. Следовательно, первое, о чем думал генерал, планируя наступление, была конечная цель сражения; как только эта цель установлена, он может действовать в обратном направлении, планируя все, что предшествует достижению этой конечной цели, а также запасные планы на случай всех мыслимых случайностей. Если взять пример более свежий, когда союзники высадились в Нормандии в день «Д», 6 июня 1944 года, они выбрали это побережье не только потому, что здесь удобнее было высаживать войска, но потому что через Нормандию они могли захватить плацдарм для взятия Парижа и Брюсселя и оттеснить противника назад к Рейну. Готовясь представить план «Оверлорд» на утверждение Верховному главнокомандующему союзников генералу Эйзенхауэру, генерал Монтгомери имел в виду конечную цель — вторжение в нацистскую Германию и ее разгром — и далее двигался в обратном порядке, процесс этот привел его штаб к пляжам в заливе Сейн; высадка десанта 6 июня была всего лишь первой фазой. Для сражающегося солдата трудно рассчитывать дальше, чем на день боя, однако генерал должен постоянно спрашивать себя «Что дальше?» и «Куда мы двинемся отсюда?».