Книга Надпись - Александр Проханов

Желая разрушить материальную оболочку тела, освободить свое малое «я», он ущипнул себя за живот. Сжимая пальцы, причинял себе боль сильнее и сильнее, радуясь этой боли, которая свидетельствовала о непрочности оболочки, о возможности ее разрушить. Разжал пальцы, глядя на красный вспухающий отек, будущий синяк.

Потянулся к нише в кафельной стене, где стояли разноцветные флакончики с блестящими набалдашниками. Отвинчивал крышки, выливал в ванную пахучие шампуни, тягучие благовония, освежающие настои. Стал взбивать, превращая поверхность воды в душистую, сияющую пену. Лежал среди клубящихся благовоний, сравнивал себя с Афродитой, рожденной из пены. Представлял, что его тело утратило смуглую мускулистость, обрело мягкость и белизну. Пена скрывает его розовые пышные груди, набухшие соски, округлые нежные бедра. В паху, вместо уродливых подвесок, нежно золотится лобок с раздвоенными лепестками, прикрывающими влажное чувствительное лоно.

Эта смена пола, возможность стать женщиной, любовницей Зевса, античной богиней, раскрывающей свое лоно страстному быку, или кричащему от нетерпения орлу, или орошающему живительному дождю, - эта мысль показалась ему восхитительной. Несла в себе красоту метаморфозы и одновременно была оскорбительная для плоти, которую можно было трансформировать, отвинчивая и удаляя ненужные члены и органы, заменяя их другими, хранящимися на складе запасных частей.

Встал из ванной, удовлетворенный тем унижением, что причинил своей плоти. Растерся мохнатым полотенцем, поглядывая на лиловый кровоподтек на животе. Побрился, используя красивый прибор, который успел приобрести в магазине и который выгодно отличался от советского аналога. Облачился в свежую рубашку, костюм. Умело повязал шелковый галстук, купленный в одном из бесчисленных магазинчиков Роттердама. Спустился вниз к завтраку, где уже поджидали его коллеги.

- Рудольф, доброе утро!… Рекомендую вам взять жареные охотничьи колбаски!… Пальчики оближете!… - Глава делегации, демократичный, благодушный, не ставящий преграды между собой и подчиненными, приветствовал Саблина из-за столика, где вместе со вторым референтом пользовался неограниченным обильем «шведского стола». - И обязательно фрукты, фрукты! Ананасы, клубнику!

Второй референт, пожилой, чуть чопорный, часто выезжавший за границу, назидательно, но так, чтобы не обидеть начальника, произнес:

- С утра я предпочитаю корнфлекс с молоком. Необременительно для желудка и весьма питательно.

Саблин прошелся вдоль «шведского стола», уставленного металлическими посудинами, под которыми тлели синие огоньки спиртовок. Не искусился на омлет, жареную ветчину, всевозможные сосиски, колбаски и сардельки. Обогнул гору засахаренной сдобы, пирожных с кремом и марципанами. Наполнил высокий стакан мутновато-золотым свежевыжатым апельсиновым соком.

- Нам следует не забыть захватить из номера зонты, если мы намерены после заседания отправиться по магазинам, - произнес начальник, с наслаждением поглощая еду. - Переводчик обещал показать хорошие и недорогие магазины, где есть замечательные дамские платки с изображением короны, королевских гербов и породистых лошадей. Думаю взять пару десятков. Отличный сувенир для жены, да и для любовницы тоже, - засмеялся он, тряся упитанными, из нежного жира щеками, этим откровенным замечанием еще больше сближая себя с подчиненными.

- А не хотите прогуляться в район «красных фонарей»? Я знаю, где это, - скромно улыбнулся пожилой референт, чьи седины и благородные очки не позволяли заподозрить в нем распутника, а всего лишь пытливого путешественника, приехавшего из пуританской страны в Нидерланды. - Могу показать вам сексшопы, можем посмотреть порнофильм. Побывать в Роттердаме и не совершить подобный поход значит многого не увидеть в Северной Европе.

- Почему не сходить? Не внесем это посещение в отчет, - хохотнул начальник. - Но все-таки сначала в магазины. Боюсь, что у нас может не оказаться времени потратить валюту. - Все это говорилось энергично, упитанной скороговоркой, заедалось колбасками, хрустящим салатом, соусами, большими ягодами оранжерейной клубники, плоскими кольцами сочного ананаса.

Саблин знал, что каждый раз после совещания начальник берет посольскую машину и вместе с приятелем-дипломатом отправляется по магазинам, возвращаясь в отель со множеством коробок и пакетов, набитых костюмами, рубашками, трусами, бюстгальтерами, махровыми халатами, настольными лампами, сервизами, статуэтками, электроприборами. Все это будет упаковано в огромные чемоданы на колесиках, Загружено в самолет для наполнения респектабельной московской квартиры. Отчужденно подумал, что большинство людей не тяготятся стесняющими душу покровами. Напротив, уплотняют их, наращивают оболочки, раскармливают тело, обкладывают себя все новыми и новыми загромождающими пространство предметами. Вдруг испытал к начальнику брезгливость, как к низшему существу, которую едва не выдал судорогой лица.

На утренних переговорах обсуждали возможность голландского низкопроцентного кредита для разработки еще одного сибирского месторождения нефти. Руководитель делегации недвусмысленно намекал, что подобный кредит обещали Германия и Дания, но давнишние отношения с партнерами из Нидерландов создают для них предпочтительную ситуацию. От Саблина требовалось обосновать кредит сведениями о мощности месторождения, назвать стоимость трубопровода, сроки окупаемости. Он открывал заветную папку, зачитывал информацию. Переводчик, блестя безукоризненными зубами, транслировал эти сведения тучному лысоватому голландцу.

Эти сведения казались Саблину бессмыслицей. Он слушал звуки чужого языка, превращавшие одну бессмыслицу в другую. Испытывал чувство абсурда, ненужности своего появления здесь, в чужом городе, среди ненужных, глубоко чуждых ему людей, которые зачехлены в ткани, в оболочки жира, погружены в рыхлые, пресные состояния, где не сыщешь ответа на мучительный, единственно важный вопрос: как преодолеть свою сотворенность, обременительную тварность, освободить от плена безымянную бессмертную частицу, заключавшую в себе свободное, суверенное «я»?

Он ощущал текущие в помещении часы как непрерывное отмирание крохотных отрезков времени. Будто кто-то кусачками отгрызал кусочки проволоки, и эти кусочки с неприятным звяком падали на железный поднос. Среди этого истребляемого корпускулярного времени приближалась издалека одна-единственная, выпадающая раз в жизни, частица, которая принадлежала только ему. Он властвовал над ней. Она обеспечивала ему спасение, бегство из материального плена, заколдованного тупика. Была быстролетной скважиной, куда он должен нырнуть, чтобы оказаться на свободе.

Голландец крутил красной пластмассовой авторучкой, что-то глубокомысленно помечая в блокноте. Руководитель делегации открыл бутылку с минеральной водой, наполнил бокал, множество игристых пузырьков полетело к поверхности. Переводчик достал из кармана платок и тщательно протер очки. Второй референт потянулся через стол, чтобы взять толстый английский справочник. Все эти перемещения и движения протекали в мертвом, ненужном времени, среди которого стремительно приближалось долгожданное мгновение.

- Рудольф, будьте добры, сообщите господину Хандсену, какова динамика цен на сырую нефть за последние четыре года. - Руководитель делегации обратил к Саблину свое серьезное, одутловатое лицо.