Книга Лучший приключенческий детектив - Татьяна Дегтярёва
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Зоя рассказывала мне это очень тихо, как тяжелобольному, и внимательно следила за моей реакцией, готовая по первому же признаку или замолкнуть, или позвать медсестру. Одетая в белый халат, она сидела на стуле возле моей кровати. В палате, между прочим, никого больше, кроме нас, не было. Я скосил глаза на приставную тумбочку — на ней телефон.
— Эд, что ты съешь? Яблоко? Банан? Апельсин? Виноград?
Я кивнул на «винограде», а она, поднимаясь со стула и наклоняясь надо мной, так обласкала меня карей теплынью своих глаз, что у меня перехватило дыхание. На сей раз не от недостатка воздуха, а, наоборот, от его избытка.
— Погоди, я сполосну гроздь.
Надо же, в моей палате даже санузел есть! Да где же я, черт возьми, нахожусь?
— Госпиталь МВД, — будто услышав мои мысли, пояснила Зоя. — Тебя пристроил сюда следователь прокуратуры Вальдшнепов. Он сказал, что ты просто бесценный кадр. Поэтому и лежишь в палате для генеральского состава.
Господи, вот и я стал генералом!
— А виноград кто принес, ты? — Зоя кивнула. — Зачем? Он же такой дорогой! Гривен двадцать-тридцать за кило?
— Какая разница, Эд! Это «кардинал», мой любимый сорт. Твой, надеюсь, тоже. Ешь!
Она начала кормить меня, как детсадовца — отщипывала от кисти по две-три ягодки и аккуратно вкладывала мне в рот. Это было очень вкусно, мило и трогательно. На такой знак внимания способно лишь сострадание, помноженное на любовь.
— И что было дальше, Зоенька? — Я остановил на полпути ее руку с очередными ягодами.
— Я подбежала — на лестнице валяются изумительные бордовые розы, знаешь, ради тебя эти негодяи, надо отдать им должное, не поскупились, а рядом с тобой лежит инсулиновый шприц, игла у него, в общем-то, короткая, я много раз его видела, у меня тетя живет на инсулине, а тут… А тут они ради удобства так укоротили иглу, что… Короче, мерзавка эта уколола тебя в левую руку, туда, где обычно в детстве прививки делают. Смотрю, капелька крови выкатилась. Даже не знаю, Эд, как меня осенило, но я все сделала правильно. Врачи сказали, что это было единственно верное решение.
— Моя девочка… Что же ты сделала, Зоя, Зоечка, Зоенька?
— Отсосала кровь — как при змеином укусе. Выдавливала ее, что было силы — у тебя до сих пор там синяк… Вызвала по мобилке скорую — молодцы, примчались минут через семь, а ты все это время практически не дышал. Поэтому на свой страх и риск начала делать тебе искусственное дыхание, что и помогло удержать тебя на белом свете. Одной ногой, Эд, ты уже был там…
Вечером лечащий врач скажет мне, что в подобных случаях существует один шанс из тысячи, и именно он достался мне.
— То, чем вас укололи, мало чем отличается от знаменитого яда кураре. Что вам ввели, спрашиваете? Один из миорелаксантов, смешанный с кислотой, у которой мгновенное и очень сильное действие. У человека отказывают легкие, он задыхается. Если бы вам не сделали их искусственную вентиляцию, то я б с вами не вел эту милую беседу. Ну, а вслед за легкими отказывает сердце, поражается мозг. Что касается обнаружения следов яда в организме, то по истечении некоторого времени это практически невозможно. Поэтому и… И уголовного дела открывать не надо. Ну, шел человек по улице, стало ему плохо с сердцем, он взял и умер. Бывает ведь так, а?
— Конечно, — согласился я.
— А этот «химик» или «фармацевт», который поколдовал над введенным вам препаратом, дьявольски умен и изобретателен. Настоящий злой гений…
Уж не знаю, пили мы что-нибудь с Зоей из одной чашки или нет, но мысли наши, как у давно живущих вместе и навеки сроднившихся людей, работали в одном направлении. Когда дней через десять я позвонил Зое и объявил, что меня выписывают, она вдруг предложила:
— Послушай, Эд, а не пожить ли тебе у меня?
Я вздрогнул, потому что, набирая ее номер, тоже подумал об этом, но никогда не сказал бы вслух.
Что ж, руки у Блынского оказались длинными. Охота на меня, кажется, еще не окончена.
Глава Х
Если честно, никакого дискомфорта я не испытывал и по родной берлоге не тосковал: Зоину квартиру, чистую и нарядную, как внутренность новой шкатулки, полюбил сразу и навсегда. Во-первых, просторно — мебели минимум, а квадратура немаленькая; во-вторых, высоко — типичные для Печерска, трехметровые, если не больше, потолки; в-третьих, уютно — лучшей хозяйки, чем моя Зоя, нет. Днем, если она была на смене, я отлеживался, читал книги, смотрел телек, изгалялся в кулинарных изысках, чем немало подругу удивлял. А по ночам мы любили друг друга — до изнеможения, до зверского аппетита, что вызывало у нас искренний смех. Представьте, в половине третьего ночи начинается жор — как у голодной, забывающей об осторожности рыбы. Едим прямо в постели бутерброды — батон с бужениной, а, насытясь, лакомимся холодными апельсинами и улыбаемся в тишине.
Кажется, люблю Зою, хотя иногда, весьма остро и ясно, вспоминается Алина. Что-то при этом кровоточит во мне, значит, я был тогда далек от банального «поматросил и бросил». Сейчас, правда, высказываются по этому поводу еще точнее: «поматрасил и бросил». Несколько раз (ах, мое больное, распаленное воображение!) ловил себя на желании иметь подле себя сразу двух этих девушек. В кого, интересно, я удался? Многоженцев у нас в роду не было, мусульман тоже…
На Оболонь я съездил однажды, поздно вечером, когда Зоя в поте лица трудилась в «Пирах Лукулла». «Хвоста» за собой не привел — кому ведомо, что я затаился на Печерске? Разве что Вальдшнепову, который поклялся достать девушку с розами хоть со дна морского. Я, если честно, отнесся к этому скептически: парень он, конечно, хороший, но в то, что до конца разберется в