Книга Чарлстон - Александра Риплей

Надо что-то решать с жалованьем рабочих. Его определенно следует увеличить в следующем году. Сколько она будет в состоянии платить, сколько запросят рабочие, сколько рабочих нужно нанять, чтобы добыть количество породы, которое в состоянии будут принять конвейеры, если она их купит… Мысли ее кружились, наскакивая одна на другую, когда она рассматривала другие возможности и их последствия.

Конечно же, она могла посоветоваться с Джо. Возможно, даже должна, ведь он был совладельцем компании. Но ей хотелось сделать все самой, самой довести Карлингтон до уровня других фосфатных компаний в Южной Каролине. Она упрямо отказывалась от помощи даже в тяжелые времена. И теперь, когда дела обстоят лучше, она не хотела, чтобы кто-то добивался успеха с ней вместе. Даже Джо. Она усердно трудилась, экономила каждый цент, урезала собственный доход, нанимала и назначала рабочих. Несмотря на усталость, ей нравилось решать трудные задачи. Ей нравилось быть деловой женщиной и принимать восхищение подруг. Это вознаграждало ее за усилия. И все же она обязана Джо. Мысли ее покружились еще немного, Элизабет тщетно пыталась не чувствовать себя виноватой.

Дело было не только в бизнесе. Она должна ответить на предложение Джо. Он сказал, что будет ждать, и не торопил ее. Ни единым словом. Но каждую пятницу он привозил к ней Викторию и с гордостью наблюдал, как его дочь и Трэдд поднимаются по ступеням Каролина-холл. Он и Элизабет пили вместе чай почти два часа, пока урок танцев не заканчивался. Он всегда держался непринужденно, всегда имел наготове несколько забавных историй о банковских приключениях Эндрю Энсона, всегда излучал любовь к Элизабет и благодарность за ее участие в Виктории. Это были приятные часы для обоих. В конце концов, дом Трэддов в течение десяти лет был и его домом. И было естественно, что он находится здесь. Однако его возрастающее счастье действовало на нее угнетающе, хотя он не говорил о своих чувствах. Он любил ее всем сердцем.

Элизабет не следовало вести себя так. Чем дольше она откладывала свой отказ, тем сильнее он мог ранить его. Ее молчание было трусостью.

Но пока… пока часы, проведенные с ним, тоже доставляли ей счастье. Это было роскошью – быть любимой так, как любил ее Джо. Она не знала ничего подобного. И беседы после школы танцев были полны семейного тепла. Виктория начала доверять Элизабет, которая помнила собственные волнения той поры. Она утешала или поздравляла девушку, смотря по обстоятельствам. А в это время Трэдд слушал заверения Джо, что танцы не страшнее, чем война, и что любые раны со временем заживают. Взрослые тайком обменивались довольными взглядами. Когда дети уходили на кухню за молоком и печеньем, Джо и Элизабет смеялись и соглашались, что ни за какие сокровища мира не хотели бы, чтобы им снова было тринадцать или пятнадцать лет.

Но потом… После того как уходили Виктория и Джо, или Элизабет возвращалась со званого ужина, или просто вечером, когда она никуда не ходила, раздавался стук в дверь. Являлся Гарри.

Гарри, которого обожал Трэдд. Гарри, от прикосновения которого она таяла. Гарри, который своими рассказами мог заставить ее смеяться или плакать. Гарри, который заставлял ее думать о книгах, и о целом мире, и о снах, что могли воплотиться в явь. Он требовал, чтобы она становилась сообразительной, и Элизабет становилась сообразительной; требовал, чтобы она была умной, и она становилась умной. Он требовал, чтобы она была женщиной, – не девочкой, не леди, не президентом компании, не матерью. И она по доброй воле погружалась в поток ощущений и делила с ним экстаз. Когда он покидал ее в последний час перед рассветом, в сердце Элизабет будто вонзался нож – напоминание о том, что придется испытать, если Гарри снова бросит ее.

Гарри всегда обнимал ее напоследок, прежде чем уйти. И безо всяких церемоний нашептывал ей в ухо песнь сирены:

– Мы будем смеяться на Мосту вздохов, моя Бесс, – говорил он. Или: – Мы будем танцевать на Великой Китайской стене. – Или: – Мы будем кататься на слонах и слушать рычание львов по ночам. – Или просто: – Ты поедешь со мной и будешь моей любовью.

И она грезила несколько часов, пока спала; но в конце концов пробуждалась и бралась за хлопоты по дому и по кухне, прежде чем начинался деловой день.

Элизабет перевела взгляд с грязного окна на заваленный бумагами стол. Цифры расплывались в ее утомленных глазах. Элизабет крайне устала. Но дел было невпроворот. Она обещала, что зайдет к Кэтрин: дочь хотела посоветоваться, в какой цвет красить стены в гостиной. Однако Элизабет слишком устала и не могла идти. Кэтрин не просто нуждалась в совете. Она всегда ухитрялась под этим предлогом выманить у матери мебель, перчатки или занавески с третьего этажа, которые «будут так мило смотреться в детской». Она была необыкновенно эгоистична, и это пугало Элизабет. И все же Кэтрин ее дочь, Элизабет любит ее. Она надеялась, что с возрастом Кэтрин станет не такой жадной. И потом, ведь был еще Мэн, подраставший с каждым днем.

Элизабет вздохнула и поднялась. Возможно, свежий воздух вольет в нее силы. Все-таки она обещала. Значит, надо идти. Бюджет лавки в Карлингтоне подождет. Подождут и грязные окна. Придется отложить ванну перед ужином и краткий сон. Она еще успеет перелицевать воротники на рубашках Трэдда. Отложит она и письма, которые надо написать Стюарту и Генриетте. Она хотела написать их сегодня, но не хватило времени. Времени теперь постоянно будет не хватать.

Когда она приехала к Кэтрин, ей стало стыдно за свои недавние мысли. Чайный стол был весь заставлен, а в центре, увенчивая пакет в красивой обертке, стоял торт.

– С днем рождения, мама, – поздравила ее Кэтрин. Она встряхнула Мэна, которого держала на руках, и он довольно заурчал. – Он сказал: «С днем рождения, бабушка», – пояснила Кэтрин.

Элизабет совсем позабыла, что сегодня у нее день рождения. Она была растрогана поздравлениями Кэтрин. И карандашными каракулями Мэна, которые он ей подарил.

Элизабет с гордостью показала их Джо, когда он привез Викторию в школу танцев. Джо тоже принес ей подарок.

– Откроешь, когда мы уйдем, – сказал он. Элизабет пообещала, но во время беседы украдкой поглядывала на большую коробку, которую он принес.

Она испытывала такое любопытство, словно опять стала маленькой. Джо поддразнивал ее, напомнив, как она бегала по всему дому, пытаясь отыскать спрятанные подарки до наступления дня рождения.

– Это ты виноват, Джо, – сказала Элизабет. – Ты возвращаешь меня в детство. Когда ты рядом, я забываю о том, что уже бабушка.

Дети вернулись домой и пересказали волнующую историю: мадам, показывая па вальса, поскользнулась и упала. Они попили молока, колокол пробил десять, и пришла пора расставаться. Элизабет стало грустно: ей хотелось, чтобы уют продлился еще немного.

– С днем рождения, Лиззи, – сказал Джо на прощанье.

– Спасибо, Джо. – Элизабет порывисто обняла его и поцеловала в щеку.

Джо просиял от удовольствия.

– Спасибо, золотко, – сказал он.