Книга Беглый - Винсент Килпастор
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Потом я нашел сестру Скипирича. Скипирич или как мы его нежно называли «Скипи» уже восемь лет изучал социологию в университете штата Оклахома. Социология в США видимо была так же востребована как и в великой джамахирии. Поэтому Скипи подрабатывал на стройке. «Передай деньги моей сестре в Ташкенте, хорошо? А я отдам тебе тут, как только прилетишь».
Скипи я знал со второго класса и он являл собой образец ангельской доброты и чертовской непрактичности. Я был уверен, что он не обманет и не кинет с деньгой. Из девяти сорванных у финансового менеджера тысяч я оставил себе штуцер на карманные расходы. Остальные переправились в Оклахому самым джентльменским из всех известных мне трансферов. Оставалось найти тихое место и пересидеть долгие восемь дней до вылета. Я не знал каковы пределы могущества генерала Тилляева и мне совсем не хотелось его испытывать. Ташкент и Карши теперь совсем не годились для прогулки романтика.
* * *
Судьбу отца наверное решил тот факт, что он переписал олимпийскую квартиру на Василину Ангелопулос. Профессор был слишком подавлен после смерти Борьки и просто плыл по течению. Печаль лишила его силы воли. Греческая богиня-пэтэушница переехала к отцу с пятью чемоданами и позволяла делать все что он хочет — а именно пить горькую и глотать на закуску виагру.
Через две недели после новоселья у отца случился инсульт. Он пролежал на кухне больше двух часов. Потом отец очнулся, покачиваясь вышел из дома и пропал. Больше всех страдала и искала его несчастная влюблённая. Я был занят своей депрессией и лежал целыми днями на диване в Карши. Моя жизнь была окончена.
Отца нашли недалеко от нашего старого родового гнезда в Сергелях. Как он туда дошел из Олимпии не знал никто. Папа лежал между грядками на клубничном поле чудес и улыбался во сне. Его очки немного перекосились набок.
* * *
Во время длиннющего перелета Москва-Нью Йорк нельзя было курить. Приходилось жевать паскудную никотиновую жвачку. Я пошел в туалет больше для прогулки, чем по надобности. У входа в кабинку я вытащил жвачку и угостил ей чернявого полупроводника. Полупроводник улыбнулся и шепнул:
— Что ухи пухнут без курёхи? Пошли!
Шустрый полупроводник был похож на тонкого презрительного Улугбека Тилляева. Покачивая бедрами, он провёл меня в самый хвост аэробуса, в помещение, которое не было связано с общей системой СКВ — кондиционирования воздуха в салоне. Мы с удовольствием покурили и новый друг пожелал мне удачи в Нью Йорке. На прощанье полупроводник продал мне блок сигарет Парламент, «а то в нюёрке знаешь как курево дорого!»
Я вернулся на место, прижимая к груди блок сигарет. Только тут я понял со всей отчетливостью, что лечу не из Ташкента в Карши. Я лечу на другую сторону океана в совершенно чужой мир, где меня никто не ждет. Может быть я уже никогда не вернусь домой, а если и вернусь то очень нескоро. Если в моем амбициозном плане хоть что то пойдет не так, я никогда не смогу увидеть Анну, друзей, маму или просто посидеть на скамейки у могилы отца в Родительское. Я даже на похороны к Малявину не попаду. А увижу ли сына, моего первенца? Я уверен, что это будет сын. Я лечу в чужой город, чужой мир, где вот уже почти неделю все заметает неуютная холодная снежная буря.
Уткнулся носом в иллюминатор и стекло моментально покрылось испариной от моих горячих и жгучих, как промышленная серная кислота слез.
* * *
Искать они начали на третий день. Мне позвонил сам генерал Тилляев и спосил «Что за фокусы?». Я ходил по комнате маленькой гостиницы в Термезе, на самой афганской границе и объяснял ему, что все в порядке и я просто задержался в Ташкенте из-за подготовки к похоронам отца. Сейчас же выезжаю в Карши, такси уже под окнами. Если бы Тилляев видел, что я хожу по комнате и собираю вещи в большой натовский рюкзак, за мной уже ехал бы спецназ, но к счастью генералы СНБ еще не стали экстрасенсами. Мне удалось выторговать немного времени, но до спасительного вылета была почти целая неделя. Страх бился в горле и парализовывал волю. Тогда я просто взял такси и поехал на мост.
Мост вы все видели по телику когда из Афгана выходили последние танковые колоны генерала Громова. Я так часто переходил афганскую границу в последние месяцы, что саламандры по обеим берегам реки-кордона знали и любили меня любовью капитана Турпищева из ханабадского бюро пропусков.
Такси до Мазара и номер в гостинице из которого было видно Голубую мечеть обошлись мне в полтора доллара.
* * *
Аэробус начал посадку в аэропорту Джи Эф Кей. Полупроводник выдал мне очередную декларацию и записку от госдепа. Неимоверное количество запретов и ограниченний в инструкции госдепа не оставляли и тени сомнения — я прилетел в свободную страну. Снег висел вокруг борта маленькими стайками и иногда срывался вниз, к поверности океана. Так ведут себя чайки заметившую зазевавшуюся у поверхности рыбу.
Американский саламандр был затянут в черную форму с красивым золотым орлом в петлицах. Он поверил, что я лечу в Мирамар, штат Калифорния и жестом пропустил в Америку. Америка суетливо носилась по зданию терминала. Кафеюшники здесь назывались «Старбакс». «Что такое старбакс, звёздные баксы?» — подумал я с грустью отмечая, что даже английским толком не владею. Звёздные баксы напомнили мне о точке назначения и я купил билет в Оклахома-сити. Надо успеть осесть и обостроиться, пока жива виза.
На улице шел крупный снег и подвывал ветер. На эстакаде, как в Ташкенте и Шерёме выстроились таксисты. Только вместо узбеков тут были индусы и арабы. Сикхи в своих тюрбанах выглядили идиотами. Думаю количество пассажиров в сикхских такси убавилось после одиннадцатого сентября. Кому охота гадать о различиях между сикхами и боевым звеном джихадистов из Талибан? В далеке ворочался скованный снегопадами гигантский Нью Йорк. Времени до вылета было предостаточно, но я так и не рискнул съездить в город и посмотреть на знаменитый Таймс-сквер. Размеры неизвестности пугали. Я зашел в туалет и с удивлением отметил как высоко в толчках стояла вода. Унитазы одного из самыхого крупных в мире аэропортов засорились.
* * *
На пятый день люди Тилляева одновременно вошли в квартиру моей мамы, мою каршинскую холупу и апартаменты Малявина. Меня искали. Тилляев просил вернуться, отдать деньги и тогда мне за это «нечего не будет». Особенно долго они расспрашивали Малявина. Он не выдал им ни моего возможного расположения ни нового адреса Анны. Я в тот момент сидел на плоской крыше гостиницы на Кладбище Благородных и ловил узкользающую волну узбекского фм радио. Мобилу от Уздунробиты я долго бил дорожным булыжником. Даже когда нокия превратилась в массу мелких осколков, я все еще сокрушал ее, стараясь стереть в дуст.
Чтобы хоть как-то контролировать события я ходил в интернет кафе Мазар-и-Шарифа. Сетка дотянулась и до этого девственного уголка. Большинство сотрудников, которым почтовые ящики открывал лично Эппс даже не потрудились поменять стандартный пароль. Я читал их переписки и мое сердце наполнялось страхом. За инфу о моем местонахождении корпорация Майнард-Тилляев обещала целую тысячу долларов. Кажется, я загнал себя в ловушку. Меня просто примут на границе в Термезе. А вдруг они сейчас следят за мной? Почему мне пишет леди Ди, мы уже полгода не разговариваем? Хочет найти меня за штуку баксов? Я уже готов был закрыть портал почтового сервера, как пересилило любопытство. Дрожащей рукой я щелкнул по черному конвертику: