Книга День гнева. Принц и паломница - Мэри Стюарт

«Не можешь! Ты ведь сидишь здесь со мной в райском саду и выглядишь, как юный ангел».

— Никаких фокусов тут нет. Все вполне честно, это — вопрос веры. Видишь ли, Хлодовальд — это франкский принц — верит; старая королева верит; и здешние братья тоже верят. Эта вера и есть истинный «грааль», даже если настоящий и разлетелся на куски много сотен лет назад. Это идея, символ, такой, каким он мыслился в ту первую вечерю. Во всяком случае, так говорит отец — и Иисус сам так сказал, если помнишь.

Ты так говоришь, словно ты его сама знала.

— Думаю, знала, когда была совсем маленькой.

Снова пауза, заполненная замолкающими нежными звуками; стоило эху колокольного звона затихнуть, в саду воцарилась полная тишина.

— Я прибыл, чтобы найти грааль, — внезапно сказал Александр. Даже в его собственных ушах эти слова прозвучали слишком громко, и дальше он заговорил тише: — Я приехал, совершая греховный поход за Максеновым сокровищем, я дал клятву обманом или силой оружия привезти его той, кто жаждала его ради власти, той, кому я служил. Другие рыцари также скитались по разным землям в подобном походе. Никто из них его не нашел, и по меньшей мере двое умерли в поисках.

— Тогда, — очень просто сказала Алиса, — они нашли свою правду. А ты? Станешь ты продолжать? Это лицо, кому ты служишь, потребует, чтобы ты продолжал?

— Я был послан дамой. Для меня это был великий поход и приключенье… Для нее это было… — Он заставил себя замолчать.

— Для нее, ты сказал? И ради силы? Ну, быть может, тогда она нуждается в нем, — продолжала Алиса. — У каждого свой грааль.

— Эта дама? — начал было он жестко, но, пристыженный, остановился. — Прости меня, — смиренно проговорил он. — Я совершил большое зло. У меня нет права говорить с тобой так, как я говорил, или говорить о… о ней, как мне бы хотелось. Думаю, мне лучше оставить тебя.

На этот раз она, останавливая его, подняла руку.

— Нет. Пожалуйста, не уходи. Почему бы тебе не рассказать мне об этом твоем походе, что так тяготит тебя?

И потому он остался. Снова присев подле нее на теплую траву, он рассказал ей все, начиная с солнечного начала в Крейг Эриэн до полного теней вступления в Темную Башню. Тут он не смог заставить себя поведать ей все, но даже и так, когда он закончил, он остался сидеть в печальном молчании, не решаясь поднять на нее глаз, ожидая, что она станет или упрекать его, или безмолвно и с отвращением отстранится.

Действительно, Алиса какое-то время сидела в молчании, но когда она заговорила, это было только для того, чтобы спросить:

— А теперь?

— Не знаю. Я не могу продолжать этот поход, не могу и отвернуться от него я отправиться на юг, чтобы завершить то давнее дело с королем Марчем. Но оба моих похода нелепы, хотя я в определенном смысле дал клятву завершить их оба. Теперь я понимаю, что один из них греховен, а другой просто глуп. Но что мне остается? Что мне теперь делать?

Алиса снова потянулась за упавшей вуалью.

— Похоже, самое важное здесь то, что ты узнал от дамы Лунеды о тайных собраниях недовольных политикой Верховного короля. Даже если ты ничего не знаешь об их планах, ты знаешь хотя бы несколько имен, и одно из них, безусловно, заинтересует моего отца. Так что… А, слушай! Думаю, они уже выходят из церкви. Не кажется ли тебе, что первое и самое лучшее, что ты можешь сделать, это пойти поговорить с моим отцом?

32

Прошло, однако, еще несколько дней, прежде чем Александр смог переговорить со старым герцогом. Когда Алиса, расставшись с ним у дверей странноприимного дома для мужчин, присоединилась за завтраком к аббату Теодору и своему отцу, она обнаружила, что весь аббатский дом пребывает в состоянии, какое в месте не столь тихом и определенно мирном можно было бы назвать смятением и переполохом. Сам аббат поспешил ей навстречу с тревожными вестями.

Ее отцу совершенно внезапно и прямо в часовне под конец службы стало дурно. С утра он чувствовал себя как будто усталым и жаловался на легкое головокружение, но отмел заботу своих слуг и настоял на том, чтобы присутствовать на утреннем богослужении. Увидев, что Алисы нет в церкви, он строго-настрого запретил передавать ей вести, могущие ее встревожить. И действительно, на бдительный взгляд слуг, казалось, поначалу все шло хорошо. Но под конец службы, когда герцог начал подниматься с коленей, он внезапно покачнулся, потерял чувствительность в правой ноге и упал на скамью. Двигаться он больше не мог. Когда открылись двери церкви и оттуда стали выходить прихожане, перед Алисой предстала небольшая процессия встревоженных слуг, переносивших герцога в его покой в доме аббата; герцог был в сознании, но совершенно беспомощен.

Волшебные минуты в саду и сам Александр в мгновение ока оказались позабыты. Алиса не хотела дольше ждать: подобрав юбки, взбежала по лестнице, чтобы увидеть отца.

Он лежал в своей постели в гостевом покое аббата — роскошно убранном и удобном помещении, — у его ложа суетился госпитальер, которому помогали одна из монахинь и собственная служанка Алисы Мариамна.

Завидев отца, Алиса тут же метнулась к одру больного.

— Отец? В чем дело? Как ты себя чувствуешь? Что случилось?

Посеревшее лицо откинувшегося на подушки герцога казалось усталым, ему удалось выдавить улыбку, но заговорить он так и не смог. Худая рука лежала поверх одеяла, и Алиса, склонясь над отцом, взяла эту милую руку в обе свои ладони.

— Отец.

Аббат, последовавший, хотя и более чинно, в комнату недужного, сделал шаг вперед, чтобы участливо положить Алисе руку на плечо.

— Пребудь с миром, милое дитя. Успокойся. У твоего отца был небольшой удар, но очень скоро он оправится. Герцог — человек сильный, и он — в том месте, где его окружат всей возможной заботой. Брат Лука сейчас скажет, что опасности нет. А теперь пойдем, дадим ему отдохнуть.

Госпитальер, стоявший по другую сторону ложа, проверяя пульс своего пациента, ободряюще улыбнулся, и некоторое время спустя им с аббатом удалось уговорить Алису покинуть импровизированный лазарет. Как только они вышли на лестницу и за ними затворилась дверь, оба монаха поспешили сказать девушке какие могли слова поддержки и утешения. Это что-то вроде удара, сказали они, они уже сталкивались с подобным раньше, и хотя не так уж легко предсказать течение болезни, этот удар довольно слабый. Чувствительность возвращается в конечности больного, герцог уже способен пошевелить пальцами затронутой руки — его правой. Сердце бьется сильно и ровно. И хотя он устал и мысли его слегка спутаны, он уже заговорил. Да, слова выходят медленно и невнятно, но со временем все выправится. Лучше не давать ему пока говорить, сказал госпитальер, и пусть он тихо полежит пару дней в постели. Если госпожа Алиса будет так добра сама поговорить с гонцом, она сможет потом успокоить своего отца. Очень важно, чтобы он пребывал в мире и покое.

— Гонец? Какой гонец? — резко переспросила Алиса.