Книга Апокриф - Владимир Гончаров

— Мне так кажется, что ты мне просто завидуешь…

— Я?! С чего бы это!?

— Ну, как это, с чего? Я — издатель. У меня собственный журнал. Я могу публиковаться в любое время. Надо мной нет никакой цензуры в виде редакторской политики…

— Да смешно же это! Никакой ты не издатель! Ты просто играешь в издателя! Чтобы стать издателем, нужно или волчарой быть с мертвой деловой хваткой и во-о-от такими зубищами, либо, если это просто хобби — миллионером, а лучше — миллиардером… Тогда, может быть, не разоришься… А твоего тощего капитала хватит от силы на полгода, чтобы издавать мизерным тиражом убогий журнальчик, который никто не будет покупать и читать!

— А если я все-таки раскручусь? Что ты скажешь тогда?

— Я в профессиональной журналистике уже восемь лет. Кое-что понимаю… Не раскрутишься! Ни малейшего шанса. Даже говорить об этой глупости больше не хочу! Давай лучше выпьем…

* * *

Они познакомились всего два дня назад в пресс-центре избирательной комиссии по выборам Хаспирского мэра. Прежний недавно подал в отставку, «в связи с состоянием здоровья», хотя злые языки говорили, будто он просто зарвался и у него земля начала гореть под ногами. Опасаясь громкой истории, высокопоставленные соратники по Объединенному Отечеству доходчиво объяснили чиновнику, что достойный уход на почетный отдых определенно приятнее скандальной разборки, которая лавров никому не принесет, тем более, что до парламентских выборов оставалось чуть более полугода. Последнее обстоятельство, кстати, делало выборы нового мэра региональной столицы особенно захватывающими, ибо рассматривалось всеми сторонами политического процесса в качестве своего рода разведки боем. Неудивительно, что на этот мед в Хаспир слетелся целый рой пишущей, снимающей и комментирующей братии, назойливое жужжание которой создавало картину общественного мнения.

Альгема давно и плодотворно сотрудничала в «Старой газете», где вполне пришлась ко двору. Она относилась к той категории людей, которые, например, чудом оставшись в живых после кораблекрушения и выплыв на неизвестный берег, первым делом спрашивают у случайно подвернувшегося туземца: «У вас правительство есть?» — и если им выпадает счастье услышать утвердительный ответ, они тут же заявляют: «Тогда я — против!» — после чего могут себе позволить со счастливой улыбкой помереть от голода, скажем, или, там, от жажды, или даже быть съеденными тем же туземцем…

«Старую газету», в силу сложившихся исторических обстоятельств, финансировали люди, много лет назад решительно отодвинутые от кормила власти, что, в основном, и определяло ее вечную оппозиционную линию. Кроме того, почтенное издание прикармливали некоторые из обладателей крупных капиталов, пребывавшие в трогательном симбиозе с существующим режимом, но считавшие очень удобным иметь под рукою эдакий небольшой инструментик, неприятными уколами которого можно давать знать правящей камарилье о своем недовольстве и напоминать ей ту неприятную истину, что все на свете имеет свой конец. С помощью этого же механизма запускались разного рода пробные информационные шары в случаях, когда через официозы делать это было неловко. Несмотря на раздражение, которое доставляли властям наскоки «Старой газеты «, ее, тем не менее, терпели, поскольку она, а также еще несколько подобных, но более мелких изданий, прибавляли респектабельности демократической облицовке политического фасада страны. Даже в годы Стиллеровского правления «Старую газету» официально никогда не закрывали, хотя она и пережила несколько погромов со стороны патриотически настроенных граждан. Так что, хотел того кто-то или не хотел, но рупор оппозиции в конечном итоге также работал на систему. Это, кстати, вполне отвечало «теории балансов», которую исповедовал руководитель Пятого департамента ФБГБ Ксант Авади, не говоря уже о том, что сообщество «единомышленников», сложившееся вокруг редакции, представляло из себя удобнейший портал для засылки в ряды оппозиции любого количества агентов или провокаторов.

* * *

Подход к Острихсу через Альгему представлялся очень естественным. Она хотя и не входила в близкий круг Чужого, но постоянно вращалась рядом и была хорошо знакома с большинством из тех, кто это окружение составлял.

Еще года полтора назад редакция Старой газеты дала напористой журналистке задание войти в контакт с Острихсом Глэдди, который, судя по всему, в течение короткого времени должен был превратиться в регулярный источник политических сенсаций. Держать поблизости от него своего корреспондента представлялось очень перспективным. Надо сказать, что подобная мудрая мысль пришла в головы многих газетчиков, но провернуть дело с должным тактом и добиться относительного успеха из всех соискателей смогла только Альгема.

Основная проблема состояла в том, что Острихс явно недолюбливал журналистов. Корни этой неприязни, скорее всего, находились в том самом теперь уже далеком дне, когда его вызвали к судебному следователю в качестве свидетеля по делу об убийстве Хаардика Фантеса. Он так и не мог забыть хамской атаки банды репортеров, напавшей на него после допроса. Не складывались отношения с этими ребятами и после его возвращения на родину. Журналисты ведь тоже недолюбливают людей, которые, с одной стороны, представляют известный общественный интерес, а с другой, — подчеркнуто избегают контактов с прессой, лишая их основной профессиональной пищи — информации. Здесь для газетчика кроется очевидная опасность остаться уже без самого, что ни на есть, хлеба насущного. Кому же это понравится? К счастью, существует известный метод: если фактов не хватает, их додумывают или просто сочиняют. Если объект репортерского внимания сам не дает о себе сведений, можно в ходе «журналистского расследования» насобирать циркулирующих вокруг него отрывочных слухов, в просторечии именуемых сплетнями, натаскать мелких бытовых деталей и раздуть все это в знаковые события… А то еще коронный номер — беззастенчивое выдирание из контекста и произвольная интерпретация любого неосторожно сказанного слова…

Острихс не собирался штурмовать никакие политические вершины и поэтому не считал нужным специально заботиться о поддержании по отношению к себе лояльности прессы, однако, как человек вполне обыкновенной душевной организации, не мог совершенно безразлично относиться к полувранью, вранью и дикому вранью, которое сплошь и рядом публиковалась о нем в средствах массовой информации. Все это заставляло его относиться с еще большей подозрительностью к людям, проявлявшим к нему профессиональный журналистский интерес.

Альгема приложила массу такта, психологической тонкости и терпения, чтобы Острихс для начала хотя бы перестал от нее шарахаться, как от зачумленной. Для этого она задвинула свои обычные профессиональные приемы в дальний угол, не гонясь за скорейшей выдачей на гора материала для печати, перешла к долгой и планомерной осаде. Редактор ее не торопил, так как тоже понимал стратегическое преимущество в случае, если его корреспонденту удастся стать для Острихса более или менее своим человеком.

Умение ждать и такт свершили, казалось, невозможное. В конце-концов, «делатель депутатов» перестал ожидать от Альгемы подвоха и даже проникся по отношению к молодой женщине некоторой симпатией. Она получила практически свободный доступ в его компанию, могла слышать многое из того, что там обсуждалось, и даже, если приходилось кстати, вставлять собственное словечко. Альгема так и не опубликовала ни одной, даже самой завалящей статейки об Острихсе, но взамен получила возможность первой из журналистов узнавать, кому из охотников за избирателями удастся заполучить в свою колоду козырного туза. В результате, «Старая Газета» стала не только очень точно предсказывать поражения кандидатов «Объединенного Отечества» на некоторых выборах, но и давать удивительно верный прогноз по победителю. Такое для репутации и рейтинга политического печатного издания дорогого стоит!