Книга Одиннадцатый цикл - Киан Н. Ардалан
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Акар с выработанным хладнокровием вытянул руку и нащупал стену. Та не промялась, а лишь как бы подернулась рябью при касании, радужно переливаясь у ребра черной ладони. Он без единого слова зашагал туда-сюда вдоль незримой преграды, как свирепая пантера, давя на стену пальцами и не отрывая от нас взгляда.
В конце концов акар вновь посмотрел на меня. Он совсем молод, возможно не старше Хромы – и уже умудрился собрать под своим началом верную армию, объединить враждующие племена в один ударный кулак… Я стиснул поводья. Вождь чувствовал мое волнение. Максин был прав, он умеет играть на публику.
Молот обрушился на стену.
Тут по рядам моего войска прокатился смех. Общее напряжение дало трещину – в отличие от переливистой поверхности заслона.
– Вали домой, животное! – задавался кто-то, видя, что стена держится.
– Сломать мозгов не хватит!
– Гниль тебя разбери, дикарь!
Опять наперебой загоготали и вскинули оружие над головой, празднуя победу раньше времени.
– Мы вас не боимся!
– Не пройдешь!
Грай набирал силу – наравне с его ударами. Их грохот отдавался у меня в костях.
Акар молотил и молотил в одном ритме, покуда оружие не отяжелело сверх меры. Темп атак все замедлялся, однако вожак был неумолим и не давал издевкам и смеху себя поколебать. Смотрел он куда-то сквозь нас.
Молот громыхнул еще и еще – и вдруг тяжко рухнул на землю. Акар натужился, мускулы взбугрились, и он через силу вновь сделал замах.
– Умаялся? – съязвили из строя.
– Катись отсюда!
Я сжал поводья еще сильнее. Зефир явно это почувствовал.
Удар. Призрачную гладь стены рассекло трещиной. Хохот в одночасье утих, сдулся до напряженных смешков. По рядам со скоростью пожара пополз ужас.
Наше увядшее ликование тут же подхватила орда, но вместо того чтобы зубоскалить, акары в глуби леса забили в барабаны. Этот стук – стук сердца, звериного сердца – говорил красноречивее слов.
Молот опять грянул о стену, и появилась вторая трещина.
Вождь к этой минуте уже запыхался, но все равно продолжал вздымать и обрушивать свое оружие. Бицепс надувался под тяжестью палицы.
Вторя барабанам, враг начал что-то скандировать из недр зарослей. Громадные черные тела одно за другим двинулись на нас от опушки.
– Husa Bok Nala, Husa Bok Nala, Husa Bok Nala! – выкрикивали воители разного оттенка кожи, с разными боевыми раскрасами, разного телосложения, выплескиваясь из темноты.
На очередном ударе барьер зазвенел, будто стеклянный, и трещины увеличились.
Акарское воинство между тем набирало скорость. Великаны стискивали в руках секиры, щиты, копья, дубины, а из дальних рядов вырвались вперед подхлестнутые разъяренные туры. От одного вида этой нарастающей волны стена как будто бы содрогнулась.
Молот вздымался вновь, чтобы разрушить стену окончательно. Его хозяин пыжился, ревел, еле-еле занося оружие над плечом. Соратники у него спиной уже перешли на бег. Вождь пыхтел, по всему телу пульсировали взбухшие вены, мышцы окаменели от умопомрачительного усилия – столь тяжел был последний замах.
Под леденящий рык воителя палица рухнула на заслон, сокрушая вместе с ним и нашу привычную действительность. Это случилось в полной тишине, однако слух все равно пронзило звоном.
И так разверзлось кровавое побоище.
Глава восемьдесят девятая
Эрефиэль
Музея приветствует все виды творчества. Танцоры, поэты, музыканты, художники – академии принимают любого, кому выпала удача родиться Вдохновенным. Однако не всякому дарованию хватит мастерства войти в число Муз. Нужно пронести свой талант сквозь годы, не давая ему выродиться, не бояться вынести его на суд публики и хранить верность самому себе, порой идя наперекор обычаям искусства – вот что значит быть подлинным мэтром. Более того, проявляя дар на поле брани, песней вселяя отвагу в сердца союзников или криком повергая врага в безумие, нельзя забывать: стоит заколебаться всего на миг – сгинешь сам и обречешь на гибель своих воинов.
– Начальная лекция для студентов Музеи
В бою на копьях преимущество, конечно, оказалось за акарами, хотя и они потеряли многих. Я бросился вперед, видя, как черная лавина продавливает наши силы.
Поддержкой нам выступал квартет музыкантов, чья игра переплеталась в нечто неповторимое и воодушевляющее. Лютня барда вселяла храбрость, барабаны преисполняли мощью, флейта подстегивала моральный дух, а скрипка ограждала сердце от страха. Музыка вела нас в этом сражении.
Танцоры затерялись где-то в недрах волнующейся взад-вперед толпы, однако я ощущал их ритм – как они крутятся, исполняют пируэты, направляя мои боевые порядки. Как солдаты, сомкнув щиты в плотных шеренгах, теснят вражеских рубак и даже не подозревают, что чувством локтя обязаны эфемерному настрою артистов. Их танец отдавался во всех движениях воинов, в галопе Зефира, которого метало то влево, то вправо, словно лодку на волнах.
Встали спрятанные под листвой колья, и туры налетели прямо на них. Раздался мучительный рев: часть стада смертельно ранило. Прорвавшихся хотели задержать щитники, но зверь смел их стену почти тут же, невзирая на мазки бурой краски поверх щитов. Одного танцора сбило с места, и я почувствовал, как весь строй повело вправо.
Гигантские быки пробились к нам в тыл, но архимаги были начеку. Они затянули недобитых под землю, навеки погребая в почве их исполненный паники рев.
Акары давили так, что брала дрожь. По счастью, оборону мы держали чудовищными силами в самой узкой части перевала. Врага это сковывало, а нам, наоборот, помогало сомкнуться.
– Сверху!
Я едва успел заметить из-под забрала, как в небе мелькнуло что-то черное. Огромные нетопыри.
И тут разверзся ад.
На головы солдат посыпалось что-то круглое, разбиваясь о землю. Последовавший за этим кошмар я увидел лишь мельком, но уже не забуду его до конца дней.
Пехотинцы содрогнулись. Их кожа начала лопаться и пузыриться. И без того бледные лица совсем посерели, а глаза ввалились, сузились до щелочек. В воздухе переливались тучи разноцветных спор – те, как видно, быстро отмирали и улетучивались, но пораженные солдаты на глазах превращались в иссохшие мумии, а из кожи стремительно вырастали грибы.
Я устремил коня ко второму рубежу обороны, на скаку подхватывая юнца пехотинца не старше шестнадцати. Бедолага оцепенел от ужаса и смятения; я с трудом выдержал его перепуганный взгляд.
Тут пал еще один танцор, от чего порядки опять перекосило. Связующая аура вмиг развеялась, и строй, как назло, сразу посыпался, воцарилась неразбериха.
– Солдат! – встряхнул я юнца. – Слушай мой приказ!
Он кое-как наскреб остатки самообладания и закивал, задрыгал головой.
– Бегом к заклинателям, пусть защитят от налета
