Книга Пекинский узел - Олег Геннадьевич Игнатьев

подтвердил Игнатьев. — Это всё. Я не делец, не торговец. Я хлопочу о судьбе вашей подданной.

— Вы ей покровительствуете? — мягко спросил И Цин, а глазами спросил: это настолько серьёзно?

— Хотел бы поучаствовать в её судьбе, — уклончиво ответил Николай.

— Дело в том, что её брат учится в русском училище, и уже одно это налагает на меня определённую долю ответственности за благополучие его родных и близких.

— Это очень благородно.

— В России так принято. Мы — христиане, стараемся не оставлять человека в беде, сочувствуем ему словом и делом.

— Достойно подражания, — задумался И Цин. Помолчав, он спросил имя девушки, и не прошло пяти минут, как он подписал алой тушью рескрипт, согласно которому семья My Лань и она сама брались под опеку государства с назначением им достойного жалованья.

— Мне бы хотелось оградить её от возможных преследований, — объяснил свою просьбу Игнатьев. — Люди Су Шуня злопамятны.

— Можете не волноваться, — заверил принц. — Злоба господина Су Шуня не выйдет из берегов моей верховной воли.

Он передал бумагу Игнатьеву и признался, что ему понравилось печенье, приготовленное русским кондитером.

Николай взял рескрипт, подписанный принцем, и держал его до тех пор, пока Попов осторожно не забрал его и не вложил в папку с российским гербом. Не увязая в благодарностях и давая тем самым понять, что просьба, в самом деле, пустяковая, Игнатьев сказал, что людям благородным свойственна щедрость: желание прийти на помощь.

— Ваше имя, — учтиво поклонился он принцу И Цину, — никогда не даст забыть о том, что было в вашей жизни. Это так же верно, как и то, что истина открывается тому, кто в ней нуждается.

— Один человек рассыпается в глину, а другой превращается в свет.

— Я не забуду о вашем благодеянии, — заверил принца Николай и спросил, желает ли он узнать мнение русского посланника о положении Китая в мире?

— Долг государственного человека требует от меня этого, — вежливо ответил тот.

Игнатьев предупредил Попова, чтобы тот заострил внимание на главном. Попов потёр переносицу: всё ясно.

— В настоящее время, — заговорил Николай, — цивилизованные страны приближаются к такой фазе своего существования, когда приходится отказываться от политики самоизоляции.

— Что это даёт?

— Уходя от изолированности, государства могут в своём развитии опираться на опыт, помощь и поддержку других стран, как в деле экономического развития, так и в научно-технических областях.

Прожив полтора года в Поднебесной, я думаю, что решение многих ваших вопросов может быть ускорено и обеспечено за счёт тесных связей с Россией и Европой.

— Каковы возможные пути взаимодействия? — принц И Цин сделал знак, чтобы его протоколисты ничего не упустили.

— Если говорить общо, то путь самоизоляции, блокады, запрета на торговлю и научные связи вы уже прошли. Этот путь привёл Китай к очередной войне.

— Грустно сознавать, но это так. Политика самоизоляции, ярым приверженцем и вдохновителем которой является господин Су Шунь, дала свои довольно горькие плоды.

— Вторым путём, — продолжил свою речь Игнатьев, — может стать политика умеренный взаимосвязей в виде консультаций и подготовки людей для той или иной деятельности. В нашем случае мы могли бы обучать военному делу ваших офицеров.

— Это хорошо, — отозвался принц И Цин. — Мы к этому ещё вернёмся.

— И в третьих, формы взаимодействия могут быть активными: усиленная финансовая и экономическая поддержка реформ народного хозяйства Китая, широкие поставки техники и совместное строительство самых различных сооружений.

— А что может быть, — вступил в разговор осторожный Жуй Чан, — если мы станем придерживаться разных путей взаимодействия с Европой?

— Винегрет. Деревенская окрошка.

— Объясните, — попросил принц И Цин.

— С удовольствием. Если вы пойдёте по пути блокады и самоизоляции, вам грозит переворот, победа консервативных сил в стране, приход к власти господина Су Шуня, а самое печальное, это неприятие вашего государства за рубежом.

— А что даёт умеренность? — любопытствовал Жуй Чан.

— Неясность политических шагов, отсутствие чётко выраженной цели и реальных программ преобразования.

— Разве осторожность помешает?

— Если знаешь, чего хочешь, то нет. А при отсутствии ясно намеченной цели, эта позиция шаткая.

— А что обещает нам активное сотрудничество? — поинтересовался принц И Цин, допивая чай.

— Быстрые экономические реформы и доверие к вашей стране.

Сегодня в мире всё строится на взаимном доверии.

— Иероглиф "взаимность" — основа мира, — сказал принц И Цин. — Так говорил Кун-цзы.

— Это мой любимый знак, — сказал Игнатьев.

Принц улыбнулся.

— И мой тоже.

Выпив чашку чая и попробовав печенья русского приготовления, брат богдыхана дружелюбно распрощался с Игнатьевым и заверил, что дела России с Китаем должны решаться по-соседски, без всякого спора и миролюбиво. При уходе он ещё раз крепко пожал ему руку.

У обстоятельств наклонности скульптора, ваятеля и гончара.

Теперь Игнатьеву оказывали неслыханный почёт, ему благоволили и его возвеличивали. Ему внимали. Не зря кто-то сказал: "Помоги, и помогут тебе".

После обеда выглянуло солнце, воздух прогрелся, и Попов шепнул, что время не терпит.

— Надо отправлять My Лань к родным.

— А кто поедет с ней?

— Да, хоть, и я, — вызвался Попов, но Николай возразил:

— Вы здесь нужны.

— Тогда монах Бао.

Через час My Лань уехала. Игнатьев видел её и не видел: слёзы туманили взор. Он привлёк её к себе и долго не выпускал из объятий, стиснув зубы и закрыв глаза. Все слова были сказаны, и сердце его разрывалось: оно не желало разлуки. Оставалось надеяться, что всё образуется, всё как-то устроится. Му Лань окрепнет, выздоровеет, и он зашлёт в её семью сватов.

Глава XXI

— Когда вместо поленьев подкидывают лёд, — сказал Игнатьев, — задымит любой костёр, любой огонь зачахнет.

— Огонь добрососедства не угаснет, — заверил его принц И Цин и сам подлил в чашку рисового вина "шаосин". Брат богдыхана принимал у себя русского посланника, решившего нанести визит вежливости.

Речь шла о развитии отношений России и Китая, о целесообразности обмена историческим и культурным опытом, об особенностях государственного устройства Российской империи, об общности тех или иных народов, населяющих Дальний Восток.

— Мало в земной жизни правды, много под луной обмана, но мне — принцу крови — нет нужды лукавить, нет необходимости плести нити коварства и лжи,