Книга Великие зодчие Санкт-Петербурга. Трезини. Растрелли. Росси - Юрий Максимилианович Овсянников

в более либеральных формах (достаточно, к примеру, вспомнить более свободный цензурный устав 1828 года). Впрочем, так будет продолжаться только до 1832 года, когда окончательно сформируется идеология нового царствования. Тогда утвердятся новые вкусы, придут новые архитекторы…

Все это в будущем, а пока Росси поглощен рисованием зданий, которые он мысленно видит вокруг еще не существующего театра. Но разве можно жить спокойно при молодом энергичном хозяине? Нежданно следует новое повеление: перестроить старый дом Сената так, чтобы «…придать сооружению характер, соответствующий огромности площади, на которой он находится». Государь желает начать в Петербурге собственное строительство, достойное его царствования.

Новое здание должно соответствовать западному крылу Адмиралтейства, стоящему на другой стороне площади, не потеряться рядом с будущим Исаакиевским собором, замыкающим огромное пространство с юга, и стать надлежащим фоном для «Медного всадника». Задача непростая и требует от зодчего градостроительного мышления. Николай Павлович знает меру таланта своих архитекторов и понимает, что создать единый ансамбль Сенатской площади под силу только Росси. Тем не менее и на этот раз объявлен конкурс. И вновь готовит чертежи и планы В. Стасов. К нему присоединяются А. Михайлов, С. Шустов, В. Глинка, П. Жако. Карл Иванович принять участие в таком соревновании не хочет и, видимо, не может. Он устал, болен. У него полный упадок сил, но ему строго напоминают. Раз, другой… Можно представить настроение артиста, когда его заставляют исполнять нежеланную роль…

Именно в эти тяжкие дни Карл Росси нежданно получает огромный пакет из Италии. Флорентийская Академия художеств торжественно извещает господина архитектора Карла Росси, что ему в заседании Академии 21 сентября 1828 года присуждено звание профессора первой степени. К диплому приложено письмо президента с выражением чувства удовлетворения по поводу избрания. То, что не пожелала сделать Петербургская Академия художеств, сделала Академия Флорентийская. Подобной чести еще не удостоен никто из его русских современников. Радость, которая как-то приглушает горечь существования…

Чертежи строений новых зданий Сената и Синода Карл Иванович сдает последним, но признан он, естественно, первым. И остается непонятным: зачем нужен был этот фарс? Зачем объявляли конкурс?

Однако ни звание флорентийского профессора, ни выигранное состязание не приносят материального благополучия. Денег дома опять нет. Непредвиденно большие расходы вызваны, видимо, смертью матери. Архивные документы свидетельствуют, что госпожа Гертруда Росси последний раз получила пенсион из казны императрицы Марии Федоровны в 1829 году. Скончалась талантливая балерина, давным-давно пережившая своего мужа, свою блистательную славу и даже свою благодетельницу.

В начале апреля Карл Росси просит государя вторично дать ему в долг — в счет будущего жалованья 12 000 рублей. 23 апреля император милостиво разрешает сложить с господина Росси недоплаченные 2948 рублей старого долга и вновь выдать заимообразно 12 000 рублей с вычетом в четыре года.

Оказав благодеяние, император тут же спешит напомнить зодчему о его полной зависимости и подчиненности: создание и установку триумфальной колонны на Дворцовой площади поручает О. Монферрану. Поступает так, наверняка зная, что еще в 1819 году Росси собирался поставить в центре новой площади большой обелиск.

Проходит всего пять месяцев, и вновь — очередная милость императора: в связи с завершением всех работ по устройству правильной Дворцовой площади архитектору Карлу Росси пожаловано 100 тысяч рублей без вычета на инвалидов. (Еще в 1816 году по предложению Аракчеева было указано: удерживать со всех получаемых сумм по 5 копеек с рубля в пользу тяжко раненных и увечных солдат. Указание исполнялось применительно ко всем чинам Российской империи.) Выдача огромной суммы без вычетов — милость особая.

Примечательно само объяснение столь внушительного пожалования: «…в награду за особенное усердие и к пользам казны при производстве разных публичных зданий оказанное». Иначе говоря, за то, что не хапужничал, не воровал в эту эпоху «всеобщего мздоимства и лихоимства». А ведь мог, подобно всем остальным. Сам Росси позже напишет, что через его руки прошло свыше 60 миллионов рублей, но даже червонца не осело в кармане. Сто тысяч пожалованы за удивляющую всех честность.

Деньги подарены на приобретение собственного дома. Видимо, существуют какие-то большие трудности с наследованием строения, некогда купленного Лепиком. Может быть, дом уже давно заложен и нет возможности его выкупить. Может, слишком большие долги оставила покойная матушка, и приходится возиться с кредиторами. Да и сам Росси не очень приспособлен разумно вести свои финансовые дела. По причинам, не известным нам, Карл Иванович купить себе дом не смог. А вот 5000 рублей на лечение холерных больных дал тут же, без колебаний. Именно в это время Карл Иванович с семьей, вероятно, поселился на Михайловской площади — в доме 11 по Итальянской улице.

Подарок в 100 тысяч рублей на покупку дома получил и Огюст Монферран за установку Александрийского столпа. Практичный и оборотистый француз моментально приобрел особняк на Мойке (теперь дом 86). Причем выбрал именно тот, из окон которого мог видеть свое главное детище — Исаакиевский собор. Очень скоро дом Монферрана прославился в Петербурге роскошью убранства и замечательным собранием античных скульптур, картин, фарфора, мозаик. В 1858 году, после смерти архитектора, его вдова поспешила ликвидировать коллекцию и библиотеку. Она так торопилась, что уехала в Париж, не успев даже получить всех причитавшихся ей денег. Злые языки утверждали: боялась расспросов, откуда у покойного оказались такие богатства.

Примечательно, что помогал вдове в распродаже имущества бывший помощник Монферрана и родственник Росси, архитектор Строительной конторы Министерства двора Август Антонович (Огюст Шарль Леонар) Пуаро, сын танцора и балетмейстера Пуаро и сводной сестры Карла Ивановича. Он был на год моложе Александра Росси и тоже решил стать архитектором. Как и Александр, учился у К. Тона и наверняка пользовался советами и наставлениями дядюшки, Карла Ивановича. После окончания Академии работал со Стасовым, а потом перешел к Монферрану. Видимо, его стараниями получил звание академика без выполнения специальной программы (факт, сам по себе не имевший прецедента). Наверное, не случайно вдова Монферрана, отъезжая в Париж, подарила Пуаро все бумаги и около двух тысяч графических листов покойного мужа.

Близость Пуаро к Монферрану позволяет высказать предположение, что Росси мог посещать особняк удачливого француза, а может быть, они даже дружили домами…

Ста тысяч Карлу Ивановичу хватило ненадолго. В 1834 году он снова просит у казны в долг. Ну что ж — от трудов праведных не наживешь палат каменных. А честь звания архитектора для Росси прежде всего…

IV

Старейшая площадь в Петербурге — Троицкая. Еще города не было. Только вздыбились земляные валы Петропавловской крепости и засиял алым цветом на фоне свинцовой Невы и белесого неба раскрашенный домик Петра I. Первые жилые хоромы будущего города. А между крепостью и домиком уже родилась площадь и зажила собственной жизнью. Даже не площадь, а, скорее, табор солдатский. Потом, постепенно, появятся на ней пристань, питейный дом, гостиный двор, церковь во имя Святой Троицы и, наконец,