Книга Хранители Кодекса Люцифера - Рихард Дюбель

Генрих издал такой театральный вздох, на какой только мог осмелиться. Затем он замолчал.

– Хорошо, – вымолвила после паузы аббатиса. – Она еще здесь. Я сама приведу тебя к ней.

– Бог вознаградит вас за это.

– Подожди перед монастырскими воротами.

Он настроился на то, что монахиня из чистой злости заставит довольно долго ждать снаружи, однако, к его изумлению, она вернулась уже через несколько минут. Ее лицо было спрятано за тонким шелковым платком, который она набросила на ткань, покрывающую ее голову и грудь, и хотя Генрих был готов к этому, его охватило раздражение. Он всегда чувствовал неуверенность, когда говорил с кем-то, чье лицо не мог разглядеть, в то время как этот кто-то смотрел ему прямо в глаза. Генрих поклонился. Она кивком дала ему понять, что он должен следовать за ней.

Он был поражен, когда сначала настоятельница повела его в церковь. Когда она преклонила колена перед алтарем, Генрих после недолгих колебаний последовал ее примеру, ибо понимал: ему нужно действовать таким образом, как будто он уважает обычаи хозяев, иначе все его намерения вряд ли осуществятся. Он не знал, о чем она молится; он не слышал ее шепота и не видел ее губ под шелковым платком. Это продолжалось бесконечно. Он рассматривал большую дыру в крыше, кучи мусора в боковых продольных нефах и потрескавшийся от мороза и воды каменный пол. Наконец она перекрестилась и встала.

– Я помолилась за душу Леоны, – заявила она.

– А я помолился задуши всех святых сестер в этом монастыре.

Аббатиса не отреагировала на его слова. Вместо этого она снова вывела его из церкви и направилась к приюту. Внезапно Генрих почувствовал зуд в ладонях и представил себе, как успокоит его тем, что на достаточно большом расстоянии от монастыря сомкнет руки вокруг сухой шеи старухи. Он вновь сожмет их – на этот раз не очень сильно, а так, чтобы она не потеряла сознания и чтобы воздуха, способного еще проникнуть в ее легкие, было недостаточно, – и она станет свидетельницей собственного медленного удушья…

Неожиданно он понял, что аббатиса что-то сказала.

– Прошу прощения, мать настоятельница, – извинился он. – Я задумался.

– Как только Леона очнулась, она заявила, что с нетерпением ждет того, чтобы снова объединиться со своими близкими.

– Я позабочусь об этом, мать настоятельница.

Они прошли мимо входа в приют. Генрих пораженно последовал за настоятельницей за угол здания. Неужели старуха снова так хорошо стоит на ногах, что может бегать по фруктовому саду монастыря? Черт побери, похоже, он действительно был небрежен во время покушения на убийство.

– Бог уже об этом позаботился, – ответила ему мать настоятельница.

Прошло несколько мгновений, прежде чем разум Генриха смог воспринять то, на что указывала аббатиса. Перед ним лежало маленькое кладбище с деревянными крестами. Не на всех были надписи. Генрих уставился на погост.

– Она снова пришла в себя, – продолжила настоятельница, – но Бог вскоре после этого призвал ее к себе. Она определенно знает, что ты хотел привезти ее домой.

Генрих отвернулся от кладбища и растерянно посмотрел на бесформенное белое шелковое покрывало.

– Это кладбище для посетителей, которые умирают в нашем госпитале и чью смертную оболочку никто не требует, – продолжала настоятельница. – Времена жестоки, и путешествие часто приводит к жертвам.

Генрих был абсолютно уверен, что она обманывает его, как был уверен и в том, что солнце восходит каждое утро. Скорее всего, Леона еще жива, а настоятельница просто играет перед ним заранее подготовленную роль. От растерянности он даже забыл, что больше всего ему хотелось убить ее. Он почувствовал взгляд аббатисы, брошенный на него из-под шелкового платка.

– Мне жаль, что вы это так тяжело восприняли, – произнесла она.

Генрих откашлялся. Затем он откашлялся еще раз и почувствовал, как тело его содрогнулось от осознания, что две старухи умудрились обмануть его. Что такого рассказала Леона о нем, что настоятельница согласилась подыграть ей в этой маленькой хитрости? Генрих был убежден, что ему нужно только выбить достаточное количество дверей, и тогда он найдет старуху в каком-нибудь тайнике во внутренней части монастыря. Но что в это время сделают монахини? Встретит ли его военный отряд, принадлежащий старшему пастору или ближайшему епископу, если он вытащит старуху за волосы из монастыря? Не едет ли кто-то, например, уже сейчас, чтобы побеспокоить управляющего монастырем? Не потому ли двуличная мерзавка так долго продержала его в церкви? У него было ощущение, что тени вокруг него начинают сгущаться. – Благодарю за вашу помощь, мать настоятельница, – услышал он собственный голос.

Она молча проводила его к воротам. Он почти восхищался ее мужеством. Горстка старух, закутанных в монашеские одеяния, с трудом ползающих в этих развалинах, не смогла бы оказать ей никакой помощи, возжелай он убить ее голыми руками. Если она решила устроить ему это представление, то наверняка знала, насколько он опасен. Тем не менее она не собиралась отказываться от личины, которую с самого начала натянула на себя. Впрочем, как и сам Генрих. Искушение было почти непреодолимо, однако он просто рысил рядом с ней.

– Да смилуется над тобой Господь, сын мой, – сказала она на прощание, после чего захлопнула за ним ворота.

Кое-как переставляя негнущиеся ноги, Генрих направился к своей лошади, которую он оставил на привязи снаружи, чтобы убраться отсюда как можно скорее. Он чувствовал, как у него покалывает в затылке и стучит в висках. Впервые его план не сработал. Дрожь пробежала по его телу, и он с трудом сглотнул. Он едва ли мог вспомнить, когда в последний раз чувствовал такую ярость.

6

– Вы должны известить старшего пастора. Прошу вас ради Христа! – настаивала Леона. Ее голос звучал хрипло, а на шее все еще были видны следы удушения. Аббатиса покачала головой.

– Это не имело бы смысла, – вздохнув, сказала она. – У этого монастыря больше нет кредита доверия. До моего прихода он был местом прегрешений, а тогдашняя настоятельница руководила распутством. Если я расскажу вашу историю, никто не поверит ни одному моему слову.

– Но ведь и вы, и сестры ведете богобоязненную жизнь!

– Да, теперь, – подтвердила аббатиса. – На старости лет. Но именно сейчас нас настигли прегрешения, которые осквернили это святое место. Мельницы Господа мелют медленно.[42]

– Бог давно отпустил грехи, которые здесь совершались.

– Но наместники Бога среди людей не желают ни отпустить их, ни забыть.

– Одна я ничего не добьюсь. В руках этого черта моя Изольда, а теперь у него во власти еще и Александра. Я старая женщина. Я хотела позвать на помощь в Праге, но нашла там еще большее горе…