Книга Офицеры и джентльмены - Ивлин Во

– А скажите, схема вашего произведения случайная или обдуманная? – допытывался Спрюс.

– Обдуманная.

– План непосредственно не просматривается. Там есть более или менее общие афоризмы, есть заслуживающие особого внимания наблюдения, которые, по-моему, если мне будет позволено так сказать, исключительно проницательны и забавны. Интересно, есть ли там такие места, где они вымышленны? И кроме того, мне кажется, там присутствуют две поэтические темы, которые появляются снова и снова. Просматривается мотив «Утонувшего моряка». Возможно, это отзвук «Бесплодной земли»? Вы сознательно имели в виду Элиота?

– Не Элиота, – беспокойно возразил Людович. Но моему, его звали не Элиот.

– Очень интересно! И потом это изображение пещеры. Должно быть, вы много читали о фрейдистской психологии?

– Не особенно много. В описании пещеры не было ничего психологического.

– Очень интересно. Спонтанное высвобождение подсознания!

В это время Коуни пробилась сквозь толпу и встала сбоку от разговаривающих.

– Эверард, там два человека в военной форме спрашивают шампанского.

– Боже милостивый, надеюсь, это не полиция?

– Один, возможно, из полиции. На нем какая-то странная форма синего цвета. Другой в форме летчика. Я никогда не видела его прежде. С ними был американец, но он уехал.

– Это очень странно. Ты не дала им шампанского?

– О, нет, Эверард.

– Лучше я пойду и посмотрю сам, кто это.

У двери Йэн столкнулся с Элегантной Женщиной и горячо расцеловал ее в обе грязные щеки.

– Здесь вся выпивка кончилась, – объявила она, – и я направляюсь на свой пост гражданской обороны. Почему бы вам обоим не заглянуть туда? Это неподалеку, за углом, там всегда найдется бутылка.

Их поприветствовал Спрюс.

– Боюсь, мы немного запоздали. Я привел Гая. Вы помните его? – спросил Йэн.

– Да, да, по-моему, мы где-то встречались, – сказал Спрюс. – У нас здесь все уже кончилось. Я только что имел небольшой разговор с очень интересным новым писателем. Мы всегда особенно рады приветствовать сотрудничество военных. Это входит в нашу программу.

Центральная группа гостей расступилась, и позади них стал виден Людович, аппетит которого к разбору его творчества был возбужден, но далеко не удовлетворен. Он обиженно смотрел на стоявшего к нему спиной Спрюса.

– Людович?! – удивился Гай.

– Это как раз тот человек, о котором я сказал вам. Вы знаете его?

– Он спас мне жизнь, – ответил Гай.

– О, это очень странно.

– У меня так и не было возможности поблагодарить его.

– Что ж, сделайте это сейчас. Но не уводите его с собой. Вы застали нас в разгар захватывающего разговора.

– Я думаю, что уйду вместе с пэром.

– Да, пожалуй.

Просвет в толпе снова закрылся. Гай протиснулся между гостями и протянул руку Людовичу, который с выражением нескрываемого ужаса поднял на него свои рыбьи глаза и, вяло пожав протянутую ему руку, отвернулся.

– Людович, вы, конечно, помните меня?

– Это в высшей степени неожиданно.

– Группа Хука. Крит.

– О да, припоминаю.

– Я всегда питал надежду встретиться с вами. Столько всего, о чем нам надо поговорить! Я узнал, что это вы спасли мне жизнь. – При этих словах Гая Людович безмолвно, будто в раскаянии бия себя в грудь, поднял руку к ленточке военной медали. – Кажется, вы не очень рады видеть меня.

– Вот это удар! – сказал Людович, переходя на казарменный жаргон. – Вы как снег на голову! Вот уж не ожидал встретить вас здесь. Только не у мистера Спрюса. Кого-кого, но не вас, где-где, но не здесь.

Гай уселся на стул, на котором до этого сидел Спрюс.

– Я смутно помню те последние дни на Крите и в лодке.

– Лучше забудьте, – сказал Людович. – Есть вещи, о которых лучше забыть.

– О, что вы! Не слишком ли вы скромничаете? Кроме того, меня мучает любопытство. Что произошло с майором Хаундом?

– Я слышал, его считают пропавшим без вести.

– А разве он не в плену?

– Простите, мистер… э-э… капитан Краучбек. Я не служу в управлении учета личного состава.

– А саперный капитан, который взял нас в лодку? Я был в ужасном состоянии, да и он не в лучшем: он бредил.

– Вы тоже бредили.

– Да. А сапера вы тоже спасли?

– Я думаю, он утонул в море.

– Послушайте, – предложил Гай, – вы не собираетесь пообедать?

Это прозвучало так, будто призрачный шекспировский Банко вдруг превратился в хозяина.

– Нет, – отрывисто сказал Людович. Нет! – Не извинившись, не сказав ни слова на прощанье Гаю, Спрюсу или Фрэнки, он внезапно бросился к парадной двери, ведущей на лестницу, и выскочил в спасительную уличную темноту.

– Что с ним стряслось? – удивился Спрюс. – Не мог же он напиться здесь. Что вы сказали ему?

– Ничего. Я спросил его о прошлых временах.

– Вы хорошо знали его?

– В сущности, нет. Мы всегда считали его человеком со странностями.

– У него несомненный талант, – сказал Спрюс. – Возможно, даже зачатки гения. Чрезвычайно досадно, что он сбежал. Пожалуй, пора заканчивать прием. Девочки, может быть, вы выпроводите гостей и приберете? Мне пора идти.

Оставшиеся часы своего сорокового дня рождения Гай провел в «Беллами» в бессмысленных разговорах. Когда он возвратился в свою комнату в транзитном лагере, в его голове было больше мыслей о будущем, чем о прошлом.

В одиннадцать часов завыли неслышные в «Беллами» сирены воздушной тревоги, а после полуночи был дан отбой. Никто не слыхал их и в Вестминстерском аббатстве, где стоял никем не охраняемый меч Сталинграда. Все двери были заперты, все огни погашены. На следующий день здесь снова выстроится очередь и возобновится акт преклонения.

В литературном конкурсе, проведенном «Тайм энд Тайдс», Людович успеха не добился. Его сонет даже не отметили. Он внимательно прочел стихотворение, занявшее первое место:

…Лежит здесь меч очень редкой работы —

Это бесценный символ. Кто знал,

Как близко зло или как опасно добро,

Кто презирает покровы, носимые ангелами?

Он не мог понять смысл этого сонета. Было ли второе «кто» относительным местоимением к слову «добро», выступающим в качестве его эквивалента? Он сравнил с ним свой ясный, понятный сонет:

Надпись о моем прошлом

На этом длинном мече.

Светившая мне в море

Путеводная звезда