Книга Аромагия - Анна Орлова

— Да, мам, — сын отложил надкушенную булочку и серьезно посмотрел на меня. — Что с отцом?

Я сглотнула вдруг ставшую горькой слюну и принялась говорить…

Слова кололи горло чертополохом. Я старалась не давать оценки, лишь перечисляла основные факты. В сухом остатке не было ни измен Ингольва, ни побоев, ни намерения меня убить. Впрочем, моей связи с Петтером не было тоже.

Валериан слушал молча, и только бледность лица, на котором ярко проступили веснушки, выдавала волнение. Так хотелось погладить его по голове, прижать к себе, но я терпела, понимая, что сейчас ему важнее узнать правду.

— Значит, отец нарушил присягу, — очень по-взрослому заключил сын, когда мой рассказ закончился. Надо думать, сказывалось пребывание в кадетах.

— Да, — подтвердила я просто. Горло сжималось от сочувствия к моему мальчику и от злости на Ингольва, который так легко разрушил его будущее.

— Его будут судить? — Валериан поднял на меня пронзительно голубые глаза, в которых сверкали непролитые слезы.

Я только кивнула, опасаясь не справиться с голосом.

— Но ведь он хотел как лучше! — вырвалось у Валериана, с силой сжавшего кулаки. И тяжелый, непрозрачно-оранжевый запах бархатцев — протест. — Разве не так, мам?

— Так, — согласилась я, не уточняя, кому именно хотел сделать лучше Ингольв. — Но благими намерениями вымощена дорога к Хель.

Сын прикусил губу, отвернулся.

— А что будет с нами? — спросил он дрожащим голосом. — Мы же теперь семья предателя, да?

Я не выдержала: вскочила, обняла за вздрагивающие плечи. Боги, какой же он еще ребенок! Мой маленький мальчик…

— Все будет хорошо, — тихо ответила я. — Обещаю. Все будет хорошо!

«Что бы мне ни пришлось сделать ради этого!» — поклялась я про себя.

Валериан прижался ко мне, и я ласково гладила его мягкие волосы.

— Куда мы теперь? — задал вопрос Валериан и добавил рассудительно: — Нам же надо где-то жить, так?

— Конечно, — согласилась я. — Сначала к драконам, а потом в Мидгард, к бабушке и дедушке.

— Круто! — одобрил Валериан, кажется, слегка повеселевший от перспективы новых приключений.

Я промолчала, не став озвучивать все свои сомнения…

Из плена гостеприимства хель Исмиру удалось вырваться нескоро. Прошло не меньше часа, прежде чем он и Петтер снова объявились.

Все это время я пыталась отвлечь сына от грустных мыслей, расспрашивая его о жизни в академии. И с некоторым удивлением обнаружила, что ему там вполне понравилось. Признавать, что Ингольв был в чем-то прав, не хотелось, однако Валериану учеба действительно пошла на пользу. Он окреп, стал бойчее и увереннее.

— У нас мало времени! — с порога сообщил отчего-то недовольный Исмир. — Собирайтесь, пришло время выполнить ваше обещание.

Я кивнула, взглядом ища саквояж с маслами. Ума не приложу, как лечить драконов, но придется попробовать.

— Мы опять полетим? — обрадовался Валериан, впервые после моего рассказа искренне улыбнувшись. — Мам, знаешь, как здорово летать?

— Догадываюсь, — проговорила я, и взгляд мой поневоле устремился к Петтеру. — Петтер, где ваши вещи?

— Позвольте спросить, — не дав юноше ответить, вмешался Исмир, с неповторимой грацией усаживаясь на ближайшую лежанку. — При чем здесь Петтер? Я велел собираться вам и Валериану, о Петтере речи не было.

— Как? — искренне не поняла я, застыв с открытой сумкой в руках — Куда еще он может поехать? Мы вместе прилетели сюда, вместе и отправимся сначала к драконам, а после в Мидгард.

— То есть вы хотите, — уточнил Исмир опасно мягким тоном, — чтобы я допустил к больным детям одного из заговорщиков?

— Петтер не один из них! — возразила я резко, с громким щелчком запирая замок саквояжа. Звук прозвучал резко, словно выстрел. — И уж тем более он ничего не сделает драконам!

— Откуда мне об этом знать? — пожал плечами Исмир. И мята — колкая, холодная — словно звенела колоколом. — Возможно, он намеренно втерся в доверие.

— И спас вам жизнь! — ядовито напомнила я. Встала напротив дракона, расправив плечи.

— В первую очередь он спасал вас, — усмехнулся Исмир, и глаза его полыхнули голубым льдом. — Мальчишка не вмешивался, пока Ингольв не пригрозил заодно убить и вас!

Я прикусила губу. Возразить на это было нечего. Юноша действительно колебался до последнего, и моя жизнь оказалась решающим аргументом.

— Он поклянется, — начала я, но меня перебил Петтер, до того молча слушавший нашу перепалку.

— Не нужно, госпожа Мирра, — голос юноши звучал спокойно и бесцветно, а звучный запах ладана словно выводил торжественный молебен. — Я вернусь в Ингойю, а потом к отцу. А вы поезжайте, не нужно задерживаться из-за меня.

Признаюсь, я опешила. Что за капризы?!

— Петтер, что вы… — начала я рассержено и умолкла, спохватившись. Этот разговор не для посторонних ушей. — Давайте выйдем на минутку.

Юноша пожал плечами.

— Как прикажете, госпожа Мирра.

Подчеркнуто официальное обращение больно укололо.

Мы вышли молча.

Отойдя на десяток шагов, я повернулась, дернула его за рукав шинели и вспылила вполголоса:

— Петтер, что вы еще придумали? Вы ведете себя, как ребенок!

Горькая улыбка искривила его обветренные губы. А снег серебрил непокрытую голову преждевременной сединой. Хотелось отчитать его за то, что не надел шапку, и сдержалась я с трудом.

— Это вы ведете себя так, словно я — ребенок! — возразил Петтер глухо. — Я вам не сын. И сам решу, что делать и куда ехать.

Густая кисея снегопада словно пыталась скрыть нас от любопытных взглядов.

Я вздохнула — ох уж эти мужчины с их ранимым самолюбием! — и предложила примирительно:

— Петтер, прошу вас, не нужно. Не упрямьтесь, мне и без того нелегко.

— Знаю, — согласился он, и, отвернувшись, засунул руки в карманы. — Поэтому я облегчу вашу совесть. Спасибо… за все. Дальше наши дороги расходятся.

Ветер швырял мне в лицо пригоршни снега, заставляя щеки гореть.

А источаемая Петтером твердость — ладан и можжевельник — была как нож в сердце.

Сложить два и два было несложно.

— Это Исмир вам что-то наговорил? — осведомилась я, справившись с желанием схватить Петтера и хорошенько встряхнуть.

— Вы думаете, ему пришлось что-то говорить? — вопросом на вопрос ответил Петтер, дернув плечом. — Я и сам все знаю. Вы же ничего не сказали сыну… о нас, правда?

Я прикусила губу, нервно погладила мех шубы, а Петтер продолжил ровно:

— Вы меня не любите. И стыдитесь. Так о чем говорить?