Книга Проклятый род. Часть 2. За веру и отечество - Виталий Шипаков

Никак не шли из головы Кольцо, Ермак, Лихарь с Разгуляем, и в особенности Мещеряк. При воспоминании об оставшемся в Сибири атамане Княжич остро ощутил угрызения совести. Впрочем, дело было не в Василии, причина Ванькиных переживаний таилась в нем самом. Он, конечно, не Захарка Бешеный, никого не обокрал, не предал, но как так получилось, что пожилой, ничем особо не приметный Мещеряк продолжил путь погибших сотоварищей, а неодолимый Княжич, которого сам Грозный-государь не осмелился казнить, оказался Ермаку лишь временным попутчиком в его великом замысле – прирастить Святую Русь Сибирью?

«Измельчал ты, брат, смолодушничал, – попрекнул себя Иван. – С царевичем ордынским дружбу водишь, вместо того, чтоб мстить за кровь собратьев павших, решил родителем примерным стать. Года три назад скажи тебе такое кто-нибудь, так ни за что бы ни поверил, в хрю б плюнул предсказателю за подобные пророчества. Хоть побратим с Мещеряком и предложили мне избрать сей путь, однако сами выбрали стезю иную – один смерть лютую принял на дело правое, другой лишь с полусотней стариков с царем Сибирским воевать остался, а я наслушался чужих советов и рад стараться. Бросил всех – и мертвых, и живых, да на покой подался, детишек нянчить. Неужто государево проклятие так на мне сказалось».

Вспомнив про царя, проклявшего его потомков аж в восьми коленах, Ванька не почувствовал ни трепета, ни злобы, скорей, наоборот, он ощутил сочувствие к покойному.

– Наворошил ты дел, Иван Васильевич. Намереньято твои благие были – хотел Святую Русь великою державой сделать, всех врагов ее поизвести, да шибко уж перестарался, как колесом, по нашим душам и телам проехал. Так проехал, что о державе, на крови великой созданной, никто и думать не желает, каждый только о себе печется. Даже к власти рвутся лишь затем, чтобы родню обезопасить да карман набить. Годунов, вон, ради детушек своих спокойствия малолетнего царевича готов убить. А мои Андрейка с Катенькой чем хуже?

Окончательно запутавшись в хитросплетениях жизни православных христиан, которым беззаветное служение Родине редко дарует счастье, атаман печально заключил:

– Да, незавидные дела твои, Русь-матушка, коль даже среди казаков перевелись охотники за тебя сражаться, – и попытался все-таки заснуть, но тут же новые переживания закрались в его душу.

– Что ж я теперь, примерным семьянином стану, состарюсь в хлопотах домашних да помру среди детей и внуков на своей постели? – почти что с ужасом подумал он. Сотни раз прошедший по острию клинка Иван раньше никогда всерьез не думал, как покинет этот мир, однако эдакая, казалось бы, вполне достойная кончина показалась Ваньке чуть ли не позорной. Успокоила его Еленка. Княжич не увидел лик любимой, а лишь услыхал ее задорный голосок:

– Не печалься, Ванечка. Такие, как ты, на печи не умирают.

Тоска мгновенно отступила, и атаман заснул. Проснулся Ванька оттого, что кто-то потянул его за волосы. Открыв глаза, он увидел Катеньку. Усевшись рядом с ним, она, блаженно улыбаясь, теребила кудри наконец-то обретенного защитника.

– Хороший, беленький, – вновь сказала девочка. Иван невольно позавидовал дочурке. Суровый мир был для нее пока что очень прост. Был черный, злой Алешка и белый добрый батюшка.

– Ты меня совсем забрал? – спросила Катенька.

– Совсем, – ответил Княжич.

– И никому не отдашь?

– Не отдам, ну разве только замуж, когда вырастешь, – улыбнулся атаман, подумав про себя. «Правильный я выбор сделал. Раз сподобился детьми обзавестись, значит, должен их на ноги поставить, а держава подождет, ее сам бог оберегает, он меня и призовет на службу, коль понадоблюсь. Да и мне служить царю небесному куда приятней, нежели Бориске».

15

Въезд на просеку, ведущую к имению Новосильцевых, был весь завален буреломом, Ивану даже спешиться пришлось, чтоб раскидать валежник. Шел снег и, проезжая через лес, атаман почти с благоговением взирал на его сказочную красоту – ничего на свете нет прекрасней припорошенных пушистыми снежинками молодых зеленых елочек.

Впереди уже виднелась гладь еще не замерзшего озера, как вдруг Татарин, злобно фыркнув, застыл на месте, словно вкопанный.

– Что это с ним? – удивился Ванька и глянул на тропу. Почти в сажень длинной, она была совсем не запорошена, а лишь присыпана опавшей хвоей.

– Странно как-то снег тут падает, – еще больше изумился Княжич. Отвязав мешок с провизией, он швырнул его под ноги коню. Сотканный из тонких веточек настил бесшумно рухнул, обнажив утыканное кольями зевало волчьей ямы.

– Гляньте, братцы, какой чуткий, прямо, как волчара стреляный. Ты откуда взялся такой ушлый? – прозвучал у Ваньки за спиной чей-то хрипловатый голос. Оглянувшись, он увидел меж деревьев с десяток всадников и сразу догадался – это, видимо, и есть те самые разбойники, о которых упреждал его ярыжка.

– Вы что, паскуды, вытворяете? – взбеленился Княжич, живо представив, что бы было с ним да Катенькой, не остановись Татарин.

Один из варнаков, по-видимому, старший, строго, однако без особой злобы иль издевки вопросил:

– А какого лешего тебе тут надобно? Лучше, парень, не собачься, отвечай начистоту – кто таков, зачем сюда явился да еще с ребенком малым на руках?

Не будь с Иваном Катеньки, он не стал бы долго рассусоливать с чуть не убившими их злыднями, но творить смертоубийство на глазах у малолетней дочери было както не с руки. Невольно вспомнилась Аришка и дикий ужас, который охватил ее при виде Ванькиной работы. Так кузнецова дочь была почти что взрослой девушкой, а Катенька совсем еще дите. Однако в жилах Катерины текла казачья кровь. Указав своею крохотной ручонкой на старшого, она сердито заявила:

– Злой, такой же, как Алешка, побей его.

– Ишь, какая шустрая, вся в батьку, – добродушно улыбнулся Ванькин собеседник и уже совсем по-свойски обратился к Княжичу: – Так все же, кто ты есть, мил человек, по какому делу к нам пожаловал?

– Я теперь хозяин здешних мест, – запросто ответил атаман.

– Ты, парень, ври, но меру знай. Наш хозяин, князь Димитрий Новосильцев, уж года три, как преставился, – попытался возразить ему старшой.

– Да чего ты с ним напрасно лясы точишь, зарубить его и делу конец, – встрял в разговор здоровенный молодой разбойничек и потянулся к сабле. Дурила даже не догадывался, что находится на волосок от смерти. Иванова рука уже легла на рукоять пистоли.

«На этих двух придется пули стратить, Катеньку в сугроб закину, чтоб под удар случайный не попала, да и не видала всего этого. С остальными, как обычно, – захотят удрать, пусть убегают, не гоняться же за ними по лесу, а коли в драку ввяжутся, так им же хуже», – подумал Княжич, представляя наперед ход предстоящей схватки. Однако до смертоубийства не дошло.

– Не лезь, Архип, поперед батьки в пекло, – строго осадил старшой не в меру ретивого сподвижникаю – Атаманша пусть решает, как с ним быть. Скачи-ка до нее, она возле погоста приотстала.