Книга Близнецы. Черный понедельник. Роковой вторник - Никки Френч

Рубен тоже ни разу не видел Фриду в подобном состоянии, хотя и был ее руководителем и другом в течение многих лет и знал о ней такое, чего, наверное, не знала больше ни одна живая душа. Она не плакала – даже Рубен никогда не видел ее слез, хотя однажды, во время фильма, глаза у нее подозрительно блестели, – но явно страдала.

– Расскажите нам, Фрида! – взмолился он.

Был ранний вечер, и приблизительно через час он должен был отправиться на свидание с женщиной, с которой познакомился в местном спортзале. Он не помнил, как ее зовут, Мэри или Мария, и переживал, что не узнает ее, когда на ней не будет спортивного костюма, волосы не будут затянуты в «хвост» на макушке, щеки не разрумянятся от физических нагрузок, а на красивой спине не будет дорожки от пота.

– Да. Рассказать нам все, с начала и до конца, – попросил Джозеф.

Он налил всем еще по чашке чая, а потом плеснул себе в рюмку водки из бутылки, которую сунул в сумку, как только раздался звонок от Фриды. Он подумал, не стоит ли положить ладонь ей на затылок, но потом решил, что не стоит.

– Я знала, что она очень одинока. – Голос Фриды звучал еле слышно: она разговаривала не с ними, а с самой собой. – Когда я прочитала ту историю…

– Вы сейчас о «Нечестном враче»?

Она подняла голову и скривилась.

– Да, Рубен, о ней. Она заставила меня вспомнить о Джанет Феррис, которая сидит одна-одинешенька у себя в комнате и примет как друга любого, кто постучит к ней в дверь. Она… была… умной, привлекательной и нежной женщиной, тем не менее она, похоже, почему-то не получила ничего из того, что так ценила в жизни. Роберт Пул, навещавший ее, даривший ей милые подарки, открывавший ей душу, должно быть, очень много для нее значил. Когда я пришла к ней, то почувствовала, что она в отчаянии. Но я выбросила это из головы.

– Вы не можете спасти всех.

– Я пошла туда и убеждала ее открыться мне, рассказать, что она чувствует. Это достаточно опасный поступок, если ты не готов иметь дело с его последствиями.

– Вы просто добрая, – сказал Джозеф, пытаясь утешить ее.

– Добрая, как лейкопластырь, – отрезала Фрида, и у Джозефа удивленно вытянулось лицо. Он набрал полный рот водки и запил ее горячим чаем. – Прикинулась добренькой, чтобы заставить ее довериться мне и раскрыть душу. А потом я ушла, отправила отчет Карлссону и просто забыла о ней. Поставила напротив нее галочку в списке неотложных дел.

– Поставила галочку?

– Это означает… Да какая разница! – Рубен взял водку Джозефа и рассеянно выпил ее, снова наполнил рюмку, выпил половину и передал остатки Джозефу, который и довершил начатое. – Вы сейчас о чем говорите: о том, что вам следовало лучше понять ее душевное состояние, или о том, что вы же его и создали?

– Я не знаю. Я, полиция, та журналистка… Мы все просто использовали ее. А у нее было горе.

– Он был всего лишь ее соседом.

– Он подарил ей надежду.

– Вот опять!

– Когда я впервые натолкнулась на это дело, полиция вообще ничего не предпринимала. Карлссон придерживался другого мнения, в основном все хотели просто закрыть дело. Они считали, что жертва в результате окажется торговцем наркотиками или бомжом, а убийца – сумасшедшей, которую запрут в больнице на всю оставшуюся жизнь. Потом, когда мы обнаружили, кто такой Роберт Пул, дело по-прежнему казалось незначительным, потому что он – какой-то жуткий аферист. Кого возмутит его смерть? Она возмутила Джанет. И теперь Джанет тоже мертва.

– Проблема, – заметил Рубен, снова наполняя рюмку водкой и делая большой глоток, – состоит в том, что вы постепенно начинаете путаться, кто вы: психотерапевт или полицейский. – Он заглянул в рюмку. – Вы не знаете, что вам делать: ловить людей или лечить их.

Фрида убрала руку от лица и выпрямилась.

– На проблему можно посмотреть и под другим углом.

– Дело в том, что психотерапевт – это тот, к кому в кабинет приходит человек, чтобы поговорить, и человек этот берет на себя роль пациента. Вы не можете стать психотерапевтом для всех, с кем сталкиваетесь. Это просто нереально.

– Нереально… – неуверенно повторила Фрида. – Возможно, вы правы.

– Очень хорошо в дни печали, – заявил Джозеф, наполняя три рюмки до самых краев.

Каждый взял по рюмке, поднял ее в молчаливом тосте и выпил залпом. Несмотря на отвратительное самочувствие, Фрида заметила, что Рубен постепенно отказывается от добродетельного воздержания и возвращается к старым привычкам.

– Вы должны разложить все по полочкам, – заявил Рубен. – У себя в голове.

– Я подумаю об этом. Я должна понять все правильно. А вам скоро уже уходить надо, верно?

– Боже, Фрида! Вам надо было стать шпионом.

– Вы только что побрились; на шее у вас осталось немного пены, а ведь вы никогда не бреетесь вечером, и уже дважды посмотрели на часы.

– Простите.

– Кто она?

– Я с ней только что познакомился. Мэри. Или Мария.

– Вы не знаете?

– Просто нужно постараться не называть ее по имени.

– Я уже почти пришла в себя. Может кто-то принести мне молока из холодильника?

– Молока?

– Да, пожалуйста.

Джозеф принес упаковку обезжиренного молока из холодильника и вручил ей вместе со стаканом, но Фрида достала из буфета блюдце и вышла в прихожую, где оставила картонную коробку. Джозеф и Рубен последовали за ней, снедаемые любопытством. Она открыла коробку и сунула внутрь руку.

– Давай-ка вылезай, – скомандовала она и достала из коробки кота, которого Роберт Пул и Джанет Феррис звали «котик». Несколько секунд кот стоял неподвижно, выгнув спину и задрав хвост.

– Где вы его взяли? У него, наверное, блохи?

– Нет, – возразила Фрида. – Джанет Феррис не позволила бы ему подцепить блох.

Она налила в блюдце молока и сунула его коту под нос. Он подозрительно принюхался, а потом принялся лакать, только розовый язычок мелькал. Лишь когда блюдце опустело, кот отошел в сторону и принялся умываться: он облизнул лапку, помыл ушко и начал тереть мордочку.

– Рубен, хотите кота? – спросила Фрида.

– О да!

Джозеф присел рядом с ней на корточки, протянул к коту палец и стал вполголоса напевать что-то и разговаривать с ним на языке, которого Фрида не понимала. Кот жалобно мяукнул.

– У меня аллергия, – поспешно заявил Рубен.

– Он голодный, – решил Джозеф.

– Откуда ты знаешь? Ты понимаешь кошачий язык?

Джозеф встал и ушел в кухню, кот рванулся за ним. Они услышали, как открывается дверца холодильника.

– Тот холодный цыпленок не для кошек! – крикнула Фрида, потом повернулась к Рубену и спросила: – У вас действительно аллергия?