Книга Тайна Овального кабинета - Николай Чергинец

— Но блокада — это формальный акт войны, — забеспокоилась Христина Кейс. — Вводя ее, НАТО узурпирует полномочия ООН. По-моему, это слишком опасно. Нам придется столкнуться с большими проблемами в ООН.

— Иного пути нет, Христина. До юбилейного саммита осталось меньшие недели. И если нам не удастся сдвинуть решение югославской проблемы с мертвой точки, то события могут выйти из-под нашего контроля и мы можем оказаться втянутыми в сухопутные действия. Я бы не хотел, чтобы моя президентская карьера закончилась под звуки траурной музыки на похоронах американских парней. О нашем разговоре никто не должен знать. Я проинформирую только директора ЦРУ и прикажу ему тоже держать язык за зубами.

Поняв, что разговор окончен, дамы встали и направились к дверям.

Прошло два часа, и Ева Мискури села в машину и направилась к себе домой. Жила она с семьей в уютном отдельном доме в престижном районе, где и движение транспорта было меньшим, и зелени больше. При повороте в тихий переулок Ева незаметно выбросила небольшой комочек — это был контейнер с шифровкой, а сама продолжала путь по совершенно пустынному проулку. Контейнер мгновенно подобрал уборщик мусора. На улице никого не было, и, конечно же, никто ничего не увидел.

Глава 65

Группа адвокатов, которую возглавляла Барбара Декарт, работала с полным напряжением. Одни из адвокатов группы обеспечивали защиту интересов супруги Президента Сары Макоули в ходе ее предвыборной борьбы за кресло сенатора от штата Нью-Йорк, другие — в судах при рассмотрении исков семьи Президента к журналистам и издателям газет и журналов, опубликовавших клеветнические материалы в отношении членов семьи, третьи принимали участие в заседании Большого жюри, где рассматривалось, пожалуй, самое громкое дело — об импичменте.

Сама Барбара Декарт разрывалась буквально на части. Ей пришлось оставлять со своей подопечной Моникой Левин своих помощников и первым же рейсом лететь в Нью-Йорк, где автор очередной книги о Президенте Америки допустил ряд выпадов, которые первая леди расценила как клеветнические и оскорбительные по отношению к ней — кандидату в сенаторы. Суд согласно закону о выборах рассматривал иск Сары Макоули вне очереди. Несмотря на то, что времени для подготовки к суду было очень мало, Барбара Декарт блестяще справилась с ролью адвоката и дело было выиграно.

Барбара едва успела распрощаться с первой леди и на следующий день первым рейсом вылетела в Вашингтон. Уже в самолете, который летел до столицы всего сорок минут, она забыла о деле в Нью-Йорке и ее голова заполнилась другой проблемой. Сегодня Большое жюри заседало, пожалуй, последний раз. Но именно в этот день спецпрокурор Томас Гордон мог попытаться склонить чашу весов на свою сторону. Барбара допускала, что он может потребовать озвучить магнитофонную пленку с записями рассказов ее клиентки мисс Левин. Нельзя было исключать, что те члены Большого жюри, которые представляли наибольшую опасность, могли выйти из состояния транса, связанного с угрозой предания гласности их любовных похождений, и снова обрушиться на Президента Макоули.

Прямо из аэропорта Барбара направилась на заседание Большого жюри. Прежде чем пройти к своему месту, где уже находились ее помощницы, Барбара окинула взглядом зал заседания. Он был полон. Барбара, прикинув, как ей будет удобнее добраться до своего стола, начала продвижение через группу людей, еще не усевшихся на свои места. Вдруг она услышала, что кто-то окликнул ее. Барбара оглянулась и увидела спецпрокурора. Он улыбнулся и, призывно махая рукой, двигался к ней.

«О, черт! — подумала Барбара. — Что ему понадобилось?»

Она прошла через толпу и оказалась на свободном пятачке, где и стала дожидаться Гордона.

— Привет, Барбара! — Гордон с улыбкой первым протянул ей руку.

— Привет, Томас!

— Как ты посмотришь на то, что потребую пригласить в зал Монику Левин и прокрутить магнитные записи ее излияний Анджеле Мор?

— Ты что, с ума сошел?! Неужели ты не знаешь, что эти записи противозаконны? Моника Левин уже обратилась в мое бюро с просьбой взяться за это дело. Она хочет обратиться в суд с иском к Анджеле Мор. Озвучивание же здесь этих записей повлечет за собой новые иски, в том числе и к тебе, и к Большому жюри. И вообще, знаешь, Томас, с тех пор, как я доверилась тебе, со мной начали происходить какие-то невообразимые вещи.

— В чем дело?

— А в том, что мне продемонстрировали видеозапись постельных сцен, где главные герои — ты и я. Какие-то люди стали мне угрожать…

— Неужели ты не понимаешь, что это проделки людей Президента?! Только ему, Макоули, выгодно вывести из игры Монику Левин, Анджелу Мор!..

— Но мне от этого не легче. Я не хочу, чтобы после показа видеопленки распалась моя семья, в конце концов, я не хочу потерять свою работу. Я не хочу позора и ходить по улицам с закрытым лицом.

Гордон опустил глаза и тихо сказал:

— Я так и предполагал. Ну что ж, Барбара, я больше не буду тебя уговаривать. В том, что я проиграл, у меня сомнений уже нет. Переиграл меня Макоули, переиграл. Мне остается одно — закончить этот процесс и подать в отставку.

— Не знаю, как насчет отставки, но то, что они победили, — сомнений нет.

— Я понимаю. Послушай мое выступление, — удрученно промолвил Томас и направился к своему месту.

Наконец в зале появились судьи. Лица у всех были строги и непроницаемы.

Председательствующий объявил о продолжении заседания и предоставил слово Томасу Гордону.

Гордон занял место за небольшой стойкой и после небольшой паузы заговорил:

— Когда осенью 1800 года Президент Соединенных Штатов Америки Джон Адамс привез свою жену Абигайль в недостроенный Белый дом, первая леди пришла в уныние. В письмах к родственникам она жаловалась на нехватку дров и свечей и называла свое новое положение «блестящей нищетой президентства». Для такой характеристики были все основания. Филадельфийский конвент, учредивший пост Президента, справедливо полагая, что на это место надо стремиться не корысти ради, а только по воле народа, определил главе государства годовое жалованье в 25 тысяч долларов, не выделив при этом ни цента на содержание канцелярии, представительские расходы и разъезды.

Лишь в 1857 году Президент получил право нанимать секретаря за казенный счет. Аппарат Президента Улисса Гранта состоял из секретаря, стенографиста и четырех писарей. И только после того, как в 1901 году третий Президент в истории нашей страны Уильям Маккинли пал жертвой покушения, к Президенту приставили личную охрану. Вплоть до Эйзенхауэра глава исполнительной власти не получал никакой пенсии.

Леди и джентльмены, не потому ли мы сегодня, на глазах всей Америки и даже всего мира, втянуты в ситуацию, когда обязаны рассматривать вопрос о любовных похождениях Президента, что сегодня этот пост — очень прибыльное дело?

Вокруг Президента толпятся сотни людей, которые думают за него, готовят ему выступления, ведут за него переговоры, отдают приказы. Они, а не Президент, — мозг государства. Они и создали для него все условия для занятий, далеких от интересов государства. Такое положение Президента инициирует нечестных людей занять его кресло, которое позволяет делать все, что захочется человеку, усевшемуся в него. Меня поставило государство бороться с пороками Президента, не позволять ему злоупотреблять доверием народа и с уважением относиться к своим обязанностям. Но я оказался бессильным перед сотнями и сотнями людей, живущих за счет народа и заинтересованных в том, чтобы тот нарушал законы Америки, чтобы не мешал им решать свои личные вопросы, обогащаться и обворовывать народ. Я лишен был возможности исполнить свой прямой долг и привлечь Джона Макоули к ответственности за то, что лгал под присягой, обманывал народ, который доверил ему самый высокий пост в стране.