Книга Зарождение добровольческой армии - Сергей Владимирович Волков

на 5-е юнкеру Калянскому приказано было доставить повозки с оружием в Великокняжескую, атаману отдела, после чего догонять отряд в экономии, находящейся в 7 верстах от Лежанки.

Днем 2 декабря отряд прибыл в экономию, где его догнал юнкер Калянский, успевший сдать оружие по принадлежности. В 22 часа отряд выступил из экономии на Лежанку. К отряду должна была присоединиться сотня Донского казачьего полка. В последний момент казаки узнали, что им придется идти в село, расположенное вне Области Войска Донского, и, тронутые всеобщим разложением, они замитинговали и отказались выполнить приказ. После повторных энергичных приказов, поддерживаемых жестокими угрозами расправиться с ослушниками, часть казаков последовала за нами. Задача их была пассивная: оцепив село, они должны были никого не впускать и не выпускать из него.

Мы приближались к Лежанке. Сильнее забилось сердце у всех, в предчувствии дела. Войдя на окраину села, сразу разделились на три отряда: пять человек остались у моста с нашими лошадьми; десять человек должны были разыскать лошадей и амуницию, и на долю остальных десяти выпала самая трудная задача – снять караул. У страха глаза велики. Юнкера, отправившиеся снимать караул, вынимали шашки, готовые рубить лающих собак. Нам казалось, что собаки должны сыграть роль и возвестить товарищам о нашем приближении. Но к счастью, тщетно четвероногие слуги возвещали хозяев о нашем приближении: мирно спали воины «свободнейшей» в мире армии. Наступил решительный момент. Мы подбежали к часовому, и, чтобы не поднимать тревоги и избежать стрельбы, вместо кровавого боя, у нас произошел такой полумирный разговор. «Кто идет?» – «Свои, товарищ». Невообразимо удивление бедного часового, когда «товарищи» при помощи оружия заставили часового покинуть пост и повести нас в караульное помещение. Любезно разбудил часовой караульного начальника. В воздухе повисла густая брань – ругались караульный начальник и часовой. Юнкера прекратили эту трагикомедию, разоружили караул, прочли ему выдержки из Устава гарнизонной службы и, расцукав его за незнание Устава, заперли в комнате, которую охранять поставили вахмистра княжну Черкасскую.

Трудно было пригонять заброшенную, затерянную и рваную амуницию, разбросанную неряшливыми ездовыми во всех частях деревни. Юнкера, врываясь по два в хату, отбирали у солдат оружие, выгоняли ездовых амуничивать и запрягать лошадей в орудия. Другая часть юнкеров вытащила у всех пушек замки на случай неуспеха. К рассвету были заамуничены две пушки, четыре зарядных ящика, экипаж, денежный ящик.

Юнкер Нассовский, пробравшийся к мирно спавшему командиру плененной батареи, тихо доложил: «Господин капитан, через 20 минут Ваша батарея выступает». – «Как? По чьему приказанию?» – «По приказанию генерала Алексеева». – «Вы юнкер?» – «Так точно». – «Какого училища?» – «Михайловского артиллерийского». – «Как обидно, что меня разоружает мой младший однокашник», – сказал капитан Владимиров. Делать было нечего – он сдал оружие.

С рассветом казаки, сопровождавшие нас, снова замитинговали и уехали, бросив нас. Мы так увлеклись работой, что не заметили, как рассвело. Уже стали волноваться «товарищи», и, видя, что нас только маленькая кучка в 25 человек, совершенно затерявшаяся в большом селе, они обнаглели, послышались крики: «Бей их, их мало!» – и наше пребывание среди волнующейся массы становилось все более и более опасным. Не желая рисковать потерей драгоценных пушек, огрызаясь, стали мы отходить из Лежанки, гордо и любовно поглядывая на свои трофеи – пушки. «Товарищи»-ездовые покорно восседали на лошадях и вели нашу новую батарею.

Оставшиеся «товарищи» в Лежанке, как мы узнали впоследствии, были страшно возмущены и, невероятно волнуясь, выразили нам на митинге порицание за наши незакономерные действия и решили послать за нами карательную экспедицию в 200 конных при конной батарее. Тщетно искали они нас по дороге на Егорлыцкую станицу.

Мы двинулись быстро обратно, и свой путь до Новочеркасска совершили в три дня. Когда проезжали через станицу Богаевскую, казаки устроили нам овации и предложили зачислить неказаков в число сынов своей станицы.

9 декабря мы прибыли в Новочеркасск усталые, но гордые и довольные. Необыкновенный вид имела батарея. Типичные «товарищи»-ездовые, красный флаг, кучка юнкеров, не отличающихся от «товарищей» одеянием, и доброволица княжна Черкасская. Как мы впоследствии узнали, вид этой картины заставил подполковника Миончинского, проходившего случайно по улице Новочеркасска, поступить в зарождающуюся организацию Русской Армии. Удивительно радостно встретили нас жители Новочеркасска, и под их овации мы прибыли в здание училища, где и сдали свои пушки.

В. Ларионов

Последние юнкера

(продолжение)[340]

Проехали Ростов-на-Дону и наконец добрались до Новочеркасска. На городском вокзале мы встретили группу сотоварищей-константиновцев и приехавших немного раньше нас михайловцев. Пошли в гору на Барочную улицу, дом номер 2, где находились в это время штаб армии и общежитие для приезжающих. То, что мы узнали от товарищей, было малоутешительным: «Армия генерала Алексеева» насчитывала, считая и нас, приехавших юнкеров-артиллеристов, лишь несколько сот человек. Правда, почти каждый день в Новочеркасск приезжали с фронта офицеры и отдельные бойцы «ударных батальонов», в том числе и женского.

В общежитии на Барочной улице нас приняла Бочкарева, симпатичная и миловидная девушка в форме прапорщика ударного батальона. Мы ей явились, доложив о своем приезде из Петербурга. Нас накормили борщом с мясом и хлебом и дали чая с большим куском сахара.

Вечером, к ужину, собралось около сотни офицеров, членов Алексеевской организации, будущей Добровольческой армии. Среди них было немало боевых офицеров с фронта, с орденами и с нашивками за ранения. Выделялись преображенцы – князья Хованские[341], измай-ловец – капитан Парфенов, энергичный, боевой офицер.

От них мы узнали о положении на Дону. Настроение донских казаков не в нашу пользу, они устали от войны, считают, что большевики их не тронут, и лишь атаман-генерал Каледин да небольшая группа боевых офицеров участвуют в антибольшевистской политике, считая борьбу с большевиками неизбежной, и сотрудничают со штабом генерала Алексеева. Генерал Каледин не имеет вооруженной силы, за исключением нескольких десятков офицеров, идущих за ним, да юнкеров Новочеркасского Донского училища. Казаки-фронтовики разложены большевистской пропагандой не меньше русских запасных батальонов, стоящих в Ростове и Батайске; они говорят, что большевики им «братья», что они не хотят допустить «пролития братской крови». Донской Войсковой Круг играет в «парламент», либеральничает и закрывает глаза на развитие большевистской угрозы на Дону. Фракцией «иногородних» овладели большевики, требующие немедленного удаления с Дона собравшихся там «контрреволюционеров».

Член Круга Богаевский, пламенный патриот Дона, произносит зажигательные речи, стараясь пробудить донской патриотизм, политическое самосознание, гордость. Он пытается поднять Дон на борьбу против большевизма, но это ему слабо удается.

Эгоизм и шкурные интересы решительно доминируют: «моя хата с краю».

В уютном и богатом Новочеркасске, заваленном еще всеми благами прошлого – мясом,