Книга Рассказы (Сборник) - Алексей Александрович Провоторов

уже пару дней, а не час. Северин отметил, что у Маркела на боку сумка с переносным плазменным резаком. Хорошо, но толку от него тут не будет. Такую дверь не порежешь мобильным инвертором.

Маркел, как обычно, не включал ни подсветку шлема, ни индикацию: его и без того одолевала мигрень от перепадов давления, а тут стыковка, шлюз, скафандр, «Глафира»… Небось голова у него уже раскалывается, подумал Северин равнодушно. Маркел всегда бывал бледен, но даже его белая морда, с бесцветными волосами и редкой щетиной, не проглядывала сейчас из темноты шлема. Кроме прочего, Маркел часто жаловался на тошноту и всерьёз боялся, что его однажды вырвет в скафандре. Северин не любил его ещё и за вечное нытьё.

Флорин, напротив, всегда включал внутреннюю подсветку на всю — с ней ему, видно, было не так тоскливо в тесноте скафандра, — и сквозь стекло с обычной переменной поляризацией хорошо было видно его лицо в веснушках, узкий и длинный, как бушприт, нос и рыжую лесорубскую бородищу, которой он всегда противно шуршал по микрофону.

Они не стали мешкать; подошли к вороту, упёрлись, как могли — Северин с Оксаной взяли на себя одну ручку, двое остальных — другую. Сначала показалось, что створка не сдвинется ни на сантиметр, но она скрежетнула, так, что скулы свело, подалась и пошла. Медленно, с ноющим скрипом, но всё-таки.

Северин бросил ручку, услышав какой-то звук, обернулся и чуть не заорал, впрочем, тут же подавив крик.

Он сгрёб Оксану за плечо и почти грубо развернул в сторону открывшейся двери.

По полу, стуча стальным ободом, неспешно прокатился шлем, задетый, видно, открывшейся дверью; прокатился и замер.

У шлема было выбито стекло.

Северин смотрел, потрясённый. Это был обычный шлем грузового флота, с прозрачным затылком.

А чем надо бить, подумал он, чтобы раздробить капролон?.. Это же не бюджетная модель, а хороший костюм для дальних походов, сделанный ещё на Земле.

Он перевёл взгляд выше, и почувствовал, как у него задёргался уголок рта. Медленно, медленно, выставив фонарь, он вошёл в проём, в тёмный широкий коридор, и огляделся.

Здесь было полно, как он сначала подумал, трупов, но, как только луч фонаря провалился в первый же пустой шлем прислонённого к стене грязного, запятнанного чем-то скафандра, и прошёлся по смятым пустым рукам, он понял, что все костюмы пусты, как выпотрошенные шкуры.

Остальные, поражённые, вошли следом. Четыре синих и четыре белых луча залили всё вокруг светом, но от него стало как-то совсем нехорошо. Как в морге, где что-то пожрало все тела.

Скафандры лежали в беспорядке, распахнутые со спины, разорванные от горла, пробитые, с открытыми забралами либо разбитыми стёклами. В угол за вторую, правую створку съехало по наклонному полу оружие. Три пистолета, казённые «Форты»-двадцатки, с заниженной энергией выстрела для возможного боя на борту космического корабля. С расширенной под перчатки скобой и крупной рукоятью.

Вокруг блестели гильзы, белели какие-то мелкие осколки. Синие лучи выхватывали зеленоватые и бурые пятна на серой поверхности скафандров. Они лежали здесь давно. Команда «Глафиры».

Густая, влажная чёрная пыль покрывала несколько квадратных метров рифлёного пола. Дальше по коридору она отсутствовала, насколько фонари давали рассмотреть. Правда, была пара стеклянистых тёмных пятен, будто кто-то расплескал тут смолу, а она замёрзла. Цепочка отметин терялась в темноте.

Когда Северин присел, коснулся пола пальцами и поднёс руку к лицу, налобный белый фонарь высветил бурые мазки. В голове всплыли ассоциации с жаренной кровью, с чем-то таким ещё, сельскохозяйственно-страшноватым.

Маленькие вкрапления матово отсвечивали в этой подозрительной пыли. Северин взял камушек или осколок чего-то пальцами перчатки и посветил.

Как ужаленный проникшей внутрь скафандра осой, он вскочил на ноги, отбросив это, и замер.

Это был человеческий зуб. Зубы и ногти, вот что белело в засохшей крови.

Повинуясь внезапной догадке, Северин распахнул ближайший приоткрытый шлем и сунул руку внутрь, сминая подкладку. Вытащил ладонь и молча протянул её собравшимся. Разжал пальцы, и ровно тянущий сквозняк сдул с его ладони тусклые чёрные волосы.

Они молчали почти полминуты. Потом он включил внутреннюю связь. Треск, конечно, стоял неимоверный, но ему надоело стучаться шлемом в чужие головы, а в этом диапазоне, на малой мощности, фильтры кое-как справлялись. Видно, приближалось окно.

— Как думаете, что здесь произошло? — От своего голоса и протокольных каких-то слов Северину стало совсем не по себе.

— Не ведаю, — ответил сдавленно Флорин. — Но дальше я, мужики, не пойду.

— Маааать его за ногу, — сказала Оксана протяжно. — Где ж они были? И что там сталось?..

Флорин коротко выругался и совсем замолчал.

Северину сделалось душно и тесно в этом страшном коридоре, и он, подняв один из пистолетов, вышел обратно на грузовую палубу, под слабый зелёный свет спящих ламп. Проверил Магазин. Шесть из шестнадцати патронов. В кого прошлый хозяин выпустил десять?..

Не надо мне этого знать, решил он. Обойдусь.

Он привесил пистолет на пояс — у оружия сбоку были стандартные скобки крепления, как на всяком подручном корабельном инструменте. Потом вызвал челнок. Шум заполнил шлем, словно всё свободное пространство засыпали целлофановым мусором.

— «Арвид», это Северин, как слышно?

— Сшшшшно так себе, тушшшш ччщщ чччсссс.

— Ладно. Слушай меня, и по порядку: Флорин с Маркелом подошли быстро, и мы открыли дверь…

Молчание. Тишина. Северин подумала было, что связь вырубилась.

— Приём?

— Повтори, что ты сказал?

— Говорю, мы открыли двери, вчетвером получилось. Но…

— Северин. — Снова молчание, только на этот раз не тишина, а усилившийся треск разрядов. Голос радиста почти невозможно было разобрать. — Северин, Флорин и Маркел не покидали борт. Они вышли и сразу вернууууууисшьь джшщ ссссс ссс ш сшш ссстел тебе сказать.

— Что? — Северин произнёс это медленно-медленно, осторожно и вкрадчиво. Ему хотелось, чтобы вопрос, лавируя, прошил этот треклятый шум и достиг не только уха, но и мозга говорящего.

— Джжзжжж!

— Приём! Кто говорит! Богил, ты? Приём!

— Меня кто нибудь слышшшшшшшшшшшшш…

Весь мир утонул в эфирном шуме.

Северин вырубил связь и уставился в одну точку. Пол уходил из-под ног, но он не был уверен — это нервы или вектор гравитации.

Его знобило, а мокрые ладони прилипли к подкладке перчаток.

И потому, что связист говорил невозможное.

И потому, что голос, сказавший последние слова, был другим. Незнакомым, но — да, он отличил, — женским голосом. Он вплыл на частоту «Арвида» на секунду и исчез.

Северин посмотрел на товарищей. Они