Книга Сторож брату своему - Ксения Медведевич

– Замотай морду платком, Рами, – вдруг сказал бедуин. – Я смотрю, здешний шихна шутки шутить не любит, а третий столб – вон, пустой стоит.

– Ненадолго, – процедил Тарег.

Второго брата поволокли как раз туда. У подножия суетились невольники-зинджи, поднимали лестницы, прикапывали их в грязь, чтоб стояли устойчивей.

– Пошли, – обернулся к бедуину нерегиль.

– Куда? – покосился Лайс.

– К шихне. Ты хотел поручиться за друзей и свидетельствовать об их невиновности, нет?

Бедуин снова покосился и затеребил шнур икаля:

– Нуу…

– Что – ну?

– Да меня вслед за ними на столб подвесят, Рами… Кто мне поверит?

Плачущего ибн Фаруха уже подняли на веревках к перекладине и быстро, умело приматывали к бревну руки. Человек бестолково дрыгал ногами, с одной уже свалился кожаный башмак.

Рыжий сумеречник чуть приподнял лицо и облизнул стекавшие к губам капли дождя.

– Это не Лейте, – буркнул Лайс, пряча глаза.

– Я тоже свидетель! Я скажу, что они невиновны!.. – жалобно сунулся под руку аз-Захири.

– По закону нужно четырех свидетелей! – вспылил бедуин.

В нескольких шагах от них, у края огромной лужи стояла молодая женщина в облипшей от дождя абайе. Черные длинные полы утопали в блестящем месиве под ногами, ашшаритку ощутимо покачивало. Белые от напряжения пальцы сжимали узел большого тюка из лоскутной ткани. Другой рукой женщина крепко сжимала ладонь мальчика в красной рубашке. Мальчик стоял, раскрыв рот, по лицу текло.

– Так ты идешь? Или остаешься трусом и говнюком на все оставшиеся вонючие дни своей вонючей жизни? – холодно поинтересовался Тарег.

– Моя жизнь мне дорога, – отрезал бедуин.

И быстро поднял на нос край куфии, заправляя его за икаль. Из-под ткани голос звучал глухо и еще более шепеляво:

– Не шудьба, Рами. Видно, жвезды судили нам разойтись на этой площади.

– Звезды, говнюк, тут ни при чем.

Тарег плюнул ему под ноги. Лайс только опустил глаза.

Подвешенный к перекладине человек тоненько кричал от боли. Заломленные руки выворачивались из суставов под тяжестью провисшего тела. Человек колотился затылком об столб и плакал. Вторая туфля слетела с ноги, и босые ступни жалко скреблись о дерево, пытаясь зацепиться хоть за что-то в поисках опоры. Толпа счастливо вопила, славя богобоязненных.

Мальчик в красной рубашке дрожал, с оттопыренной губы стекала струйка слюны. Второй ибн Фарух уже перестал дергать ногами и лежал на помосте неподвижно, развалив колени под задравшейся рубашкой. В паху на штанах темнело пятно – перед смертью он обмочился.

– Отведи их домой, – сказал Тарег. – Сделай хотя бы это, засранец.

И показал на пошатывающуюся женщину с разноцветным тюком и мальчика.

Лайс стрельнул глазками и воровато кивнул.

– Вспоминай о Страшном суде, – процедил нерегиль. – Вспоминай о нем часто, пока будешь идти до их дома. И постарайся не обокрасть ее по дороге.

Снова плюнув Лайсу под ноги вместо прощания, Тарег пошел проталкиваться в сторону круто забирающей вверх улицы – в той стороне над крышами маячил облупленный силуэт Новой башни.

Он не оглядывался, но знал, что аз-Захири мелко топочет вслед за ним – вздыхая, всхлипывая и бормоча молитвы.

* * *

Поскольку шихна действительно следил за порядком в городе, а Тарег так и не последовал совету Лайса, его не очень ашшаритское лицо привлекло внимание стоявших у ворот цитадели стражников.

К нерегилю вразвалочку подошли и почти уперлись носом в нос.

– Глянь-ка, сумеречник… Правоверный?..

– А такие бывают? – искренне удивился Тарег.

Двое других зашли со спины и крепко взяли за локти. Целившийся носом хмыкнул и быстро обхлопал лохмотья – искал оружие.

– Хто такой? – ничего не найдя и выпрямляясь, поинтересовался гвардеец.

И брезгливо вытер ладонь о платок. Платок он вытащил из рукава некогда белой, а теперь серой от грязи туники. Похоже, гвардейцам в Медине давно стало не до выправки и приличий.

На тех, что держали сзади за локти, были кольчужные рукавицы, железо больно холодило кожу сквозь рукава. Брякали пластины панцирей, скрипела кожа кафтанов. Обыскивавший смерил взглядом и показал увесистый кулак в железной сетке:

– Ну?

И сдвинул шлем, так что стрелка наносника почти уперлась Тарегу в лоб.

– Меня зовут Рами. Я пришел к градоначальнику.

– Зачем?

– Это я убил сборщиков налогов в стойбище мутайр. Лаонцы, которых вы взяли неделю назад, ни при чем.

Почесав в затылке – для этого ему пришлось вовсе снять шлем – парень наморщился, осмотрел пальцы и встряхнул ими.

– Н-ну… – неуверенно протянул. – Так ты чё, сдаваться пришел?

– Идиот, – беззлобно сообщил ему Тарег. – Если бы я пришел сюда драться, вы бы давно лежали мертвыми.

Тут ему дали в челюсть, потом, для верности, саданули в зубы – губа тут же потекла кровью, а как же иначе, – и, заломив руки за спину, поволокли в ворота.

Попискивания языковеда быстро заглохли за спиной: ворота крепости ржаво заскрипели и, брякнув кольцом, грохнули створкой. Аз-Захири остался снаружи.

Где-то за стеной громко забрехала собака. И тут же завыла. Один из гвардейцев громко помянул шайтана и принялся читать Фатиху. Похоже, здешние хорошо знали про гончих Хозяйки.

Низкое рычание, похожее на урчание, послышалось над правым ухом. Оглядеться не вышло – прихватили за волосы на затылке, получалось лишь смотреть под ноги и немного перед собой. По закиданному соломой двору деловито шныряли опрятные люди с ящиками и кувшинами. Не собаки.

В ухо, тем не менее, снова зарычали.

Салуга – призрачная, муарово-черная – обнаружилась прямо перед капающим кровью носом. Сквозь прозрачную фигуру псины хорошо просматривалась мазанная глиной стена и большая дверь из жердей. За ней в пахучей темноте тихонько ржали и утробно погогатывали лошади.

– Смеешься?.. – зашипел Тарег на скалящуюся гончую. – Где сестрички-то?

Нездорово красные, цвета загнившей раны, глаза псины разгорелись сильнее. Клыки раздвинулись в издевательской ухмылке.

Лыбящуюся собаку можно было понять – его прикручивали к коновязи.

* * *

В густом темном воздухе плыло:

– Аллааху акбарул-лааху а-аакба-ааар!..

Дождь не переставал. Голос, утверждавший, что нет Бога, кроме Всевышнего, перекрывал его настырный шелест.

– Ас-саляяту хайрум-минан-на-аавм!