Книга Золото бунта, или Вниз по реке теснин - Алексей Иванов

«Ты мне заплатишь, Чупря, за весь этот страх… Ты мне за все заплатишь… Я тебя убью, страшно убью, Чупря…» — истово повторял он про себя как молитву.

И вдруг призрачный, потусторонний звук, тихий, но ошеломляющий шепот, словно дымкой, скользнул вдоль его ушей. Слипшиеся от глины волосы шевельнулись на висках.

«Демоны за мной пришли? — подумал Осташа. — Это за то, что я барку убил?..»

Он приник к каменной груде, будто надеялся, что демоны его не заметят.

«Осташ-шка… Осташ-шка…» — ползло в темноте.

Осташа поискал на груди крест, сжал его, боясь сорвать с гайтана. Без креста ему отсюда не выбраться. Он хотел что-нибудь прочесть, но замерзшие губы прыгали, бессмысленно повторяя: «Мама-матерь Богородица… Де-дева Пречистая… Спаси и помилуй… Спаси и помилуй!..»

«Осташ-шка… Ты где?..» — явственно различил Осташа.

Капля упала ему на лицо. Потом другая. И Осташа вдруг вспомнил, что такие же капли разбудили его ночью в чуме Бойтэ после той дикой любви. Осташа заметался, но обхватил себя руками, словно веревками обвязал.

И вдруг все без света засияло вокруг волнами, заколыхалось незримыми позарями. Осташа изумленно взирал на этот невидимый свет, который обернулся вокруг него раз, другой, третий, расплылся тонким-тонким кругом и растаял, как не было.

— Господи, выведи меня! — в тоске и отчаянии закричал Осташа.

Его крик наполнил всю пещеру, заколотился в стены и своды, как заживо погребенный. Осташа и сам чуть не оглох. Роса посыпалась с потолка. А потом замогильный шепот вдруг стал отчетливее: «Лезь обратно, обратно!..» «Это же Чупря Гусев орет, меня подзывает! — осенило Осташу. — Я уже близко к выходу из петли — вот и услышал!..»

И все стало понятно, и тьма вдруг сделалась плоской, как слепота, как зрение при завязанных глазах. Но чувство бессветного сияния не угасло. Оно, это сияние, было не добрым и не злым, не теплым и не холодным — оно просто было. А с ним все остальное было уже не страшно.

Осташа выглянул из дыры и увидел Чупрю. Чупря не полез в петлю. Он наверняка не знал про петлю, но звериным воровским чутьем понял, что не стоит туда соваться. И теперь Чупря лежал на брюхе, светил в проход пучком лучин и кричал:

— Да вылазь же ты, идолище!.. Нету там другого выхода!..

За пятками у Чупри горел неплохой костер из сучьев, что Чупря притащил с собой. Чупря звал Осташу и ждал, держа в одной руке лучины, а в другой — нож.

— Думаешь, один ты про пещеру за езуиткой слышал? — орал он. — Да многие про нее знают! И я знаю! Я сразу понял, куда ты с Чусовой стреканул! Не спешил даже, знал, что туточки тебя найду! Вылезай давай! Замерз я!..

Осташа выбрался и поднялся на ноги, насколько позволял потолок. Чупря орал и сам себя оглушал, ничего не слышал. Осташа нагнулся и выбрал камень поухватистее. Постоял, глядя Чупре на спину. Подумал. А потом прыгнул на эту спину коленями и с размаха ударил камнем Чупрю в затылок.

Чупря уронил голову, обмяк и вмиг затих. Нож со звяком выпал из пальцев, лучинки рассыпались и разгорелись ярче. Осташа стоял коленями на спине Чупри и видел, что затылок у Чупри заблестел и кромка камня у него в руке тоже.

— Получи, — без ярости, без гнева, с одной только бесконечной усталостью сказал Осташа. — Получи, гад. Сейчас затушу костер и оставлю тебя в темноте. Ползай, ищи выход, как я ползал. Не буду тебя убивать. Очнешься — и пусть тебя господь судит. Решит помиловать — так выведет…

Осташа слез с Чупри, поднялся и принялся пинками разбрасывать поленья. Угли и искры светляками усеяли весь пол.

Осташа вдруг вздрогнул, оглянулся. Чупря лежал без движения, но дыхание его было слышно.

— Я сегодня столько народу хорошего убил… — вдруг с ужасом сказал Осташа. — Таких людей! Таких людей погубил!.. А ты… А ты Алфера Гилёва с Чегена скинул, ты Федьку Милькова застрелил!.. И чтобы после этого я — убивец тебя — убивца живым здесь оставил?!.

Осташа словно сломался пополам, наклонился, схватился за края огромного валуна и со стоном вырвал его из россыпи. Извиваясь всем телом под тяжестью камня, Осташа шагнул к Чупре.

— Принимай! — прохрипел он и уронил валун Чупре на голову.

А потом утер лицо грязной рукой, поднял еще горящее полено и полез к выходу.

Как выбраться сквозь ледяную трубу, где и зацепиться не за что, он даже и не подумал. А думать и не пришлось. Едва Осташа приблизился к этой трубе, из нее, будто сама собой, выпала веревка.

ШТУЦЕР И КРЕСТ

По веревке Осташа вытянул себя сквозь ледяную трубу и вывалился наружу — словно из промерзшего подпола поднялся в натопленную избу. И первым, что он увидел, был граненый ствол его собственного штуцера, глядевший на него пустой дыркой дула.

В темноте на площадке под Кладовым камнем ярко и щедро горел костер. Веревка, брошенная в пещеру, другим концом была привязана к стволу сосны. У сосны со штуцером в руках и стоял Колыван.

— Не целься зря, — просипел Осташа, не подымаясь на ноги. — Мой штуцер в меня стрелять не будет.

— Отчего это? — недоверчиво хмыкнул Колыван.

— Он заговоренный. Я на него камлал.

Колыван покрутил штуцер в руках, посмотрел замок.

— А я с Гусельного стрелял в тебя из него, — сказал он. — Ничего, сработал штуцер. Только вот не попал я. В раму от кровли твоей барки попал. Потому и упала рама.

Осташа замученно посмотрел на Колывана.

— Врешь ведь, — устало возразил Осташа. — Я что, не помню, где ты стоял, где мы с Чупрей вынырнули?.. Ты в Чупрю стрелял. Меня ты убить не можешь — иначе как крест свой вернешь?

Колыван не ответил и штуцера не убрал.

— А Чупря где?

— В пещере.

— Чего не лезет?

— Не может уже.

— Мертвый, что ли? — как-то тускло и странно спросил Колыван. — Чего ты с ним сделал?..

— Защекотал.

Колыван убрал штуцер, отвернулся, пошел к костру и присел на камень, застеленный лапником.

— Иди погрейся у огня, — издалека позвал он.

Осташа с трудом поднялся на четвереньки, встал и тоже подошел к костру. Колыван пихнул ему ногой комель толстой сушины. Осташа опустился на комель и протянул к теплу ладони.

— А пожрать чего дашь?.. — спросил он. Колыван молча достал откуда-то из-за спины краюху хлеба в тряпице, развернул, отломил половину и кинул Осташе.

— Видишь, котелок только поставил… Жри пока хлеб, похлебка еще не скоро будет…

Глядя в угли, Осташа жевал хлеб, хрустел горбушкой. Колыван молчал, о чем-то думал, шевеля бородой. Штуцер лежал на земле.

— Убери ружье от тепла, — сказал Осташа. — Нагреется — пальнет. У меня такое было однажды.