Книга Знак Гильдии - Ольга Голотвина

«Хмали саи ну! Судьбу мою чую!»

И мгновенная смерть от ужаса за миг до того, как когти впились в лицо, разрывая кожу, выдирая глаза...

* * *

Грозная луна холодно и властно глядела из-под тонкой облачной полумаски на Эрниди, на скалы, на черную тень, летящую сквозь вереск и ветер.

Нургидан несся гигантскими скачками, не поворачивая головы на крики далеко отставших Дайру и Нитхи. Ветер бил в лицо, запахи ночи кружили голову. И с каждым прыжком молодой оборотень менялся: глаза засверкали зеленым огнем, лицо вытянулось в звериную морду, в равномерные выдохи бегущего вплелось негромкое рычание.

Двуногий волк читал во встречном ветре вести о том, что творилось впереди, на пустынном побережье.

Враги. Люди. Запах пота, запах тревоги. Чад факелов. И внезапно – как яркий алый мазок поверх темной краски – дразнящий, мучительный зов: впереди пролилась кровь.

Чья? Шенги? Или проклятого Сарха?

Он еще был Нургиданом, он еще сознавал, что спешит спасти учителя... Сознавал до того мгновения, пока на жарком, голодном, подрагивающем языке не затрепетал соленый вкус, самый желанный вкус в мире! Пролитая кровь была еще далека, но оборотень уже ощущал ее во рту, словно полоснул клыками чью-то вену.

Память о вражде упрямее держалась в сознании, чем память о дружбе. Имя Шенги уже уплыло из разума, но слово «Сарх» горело, пульсировало в душе, заставляло сильные лапы стремительнее мчать сквозь вересковые заросли...

А зарослям уже конец! Камни, песок, огни факелов и ненавистный голос впереди.

Оборотень предвкушающе оскалился на бегу и дал волне ярости затопить мозг.

Он налетел на врагов из тьмы, безмолвный и неистовый. Двое пиратов рухнули под ударами тяжелых лап, не успев даже схватиться за оружие. Человек-волк не оглянулся на тех, кого сбил с ног. Ему не было дела до этих тварей. Впереди, над связанным пленником, стоял Сарх.

Наррабанец не кинулся наутек. Он выхватил у оцепеневшего пирата факел и встретил демона выпадом в ощеренную морду.

То, что остановило бы настоящего волка, ни на миг не задержало оборотня. Левой лапой он отбил в сторону факел, правой отвел клинок, скользнувший плашмя по серой шкуре. Запах хищника из оскаленной пасти ударил в лицо Сарху. Человек и зверь схватились врукопашную.

Шенги когтями рвал опутавшие его тело веревки.

– Нет! – закричал он, не сводя глаз с поединка. – Мальчик мой, не надо!!

Вряд ли оборотень успел понять, кто его окликнул. Все произошло слишком быстро. Покрытые серой шерстью мощные лапы запрокинули наррабанца, словно девушку в руках возлюбленного, а острые белые клыки полоснули открывшееся горло.

Кровь бывшего кхархи-гарр хлынула, оросив морду хищника. Не выпуская из лап содрогающееся тело врага, тот запрокинул голову и послал к своей госпоже луне вой, в котором звенело победное ликование. И вой этот заставил содрогнуться не только Шенги, но и Ралиджа, Дайру и Нитху, что спешили напролом сквозь кусты на звуки боя. А уж тем пиратам, которым посчастливилось уцелеть и удрать без оглядки, вой позади показался зовом из Бездны.

Шенги отшвырнул обрывки веревок и поднялся на ноги.

– Нургидан, – негромко и отчаянно позвал он. – Нургидан, пожалуйста, опомнись!

Лобастая серая голова повернулась на голос. Окровавленная пасть щерилась клыками. Зеленые глаза мерцали холодным беспощадным светом.

Шенги не осознавал, что перед ним зверь. Не понимал, что ему грозит смертельная опасность. Он знал только, что его ученик в беде.

– Нургидан, ты же человек! Очнись! Ну, очнись!

Тень воспоминания мелькнула в светящихся глазах хищника. Он выронил труп Сарха и опустился на все четыре лапы. Теперь он окончательно стал похож на волка, огромного, могучего, с тревожно прижатыми к голове ушами.

– Мальчик мой дорогой... – Шенги бесстрашно шагнул вперед.

Волк предостерегающе заворчал, еще выше подняв верхнюю губу и обнажив чудовищные клыки. Сейчас бросится...

Вместо этого он резко отпрыгнул в сторону и размашисто, легко понесся прочь.

Подоспевшие к месту боя Ралидж, Нитха и Дайру увидели только гибкую темную тень зверя, скользнувшего среди валунов и пропавшего в ночи.

39

Только в романтических поэмах утро, застающее любовников среди высокой травы и пения ранних пташек, наполняет их души неземным блаженством. На самом деле холодный рассветный ветер и роса, крупными каплями стекающая с ветвей на лицо спящего, не самый приятный способ пробуждения, даже после восхитительной ночи.

Айрунги зябко передернулся и попытался укрыться валявшимся рядом плащом. Увы, плащ промок насквозь, словно кто-то заботливо выстирал его в роднике.

А Шаунара только зябко поежилась во сне. Ну еще бы, еще недавно ее согревали крепкие объятия...

Айрунги, между прочим, тоже частенько приходилось ночевать под открытым небом. Но привыкнуть к таким ночлегам и уж тем более полюбить их – нет уж, извините!

А эта красавица улыбается во сне! Ну да, она же только на зиму перебирается под крышу, в первый попавшийся чужой дом...

В сердце Айрунги всколыхнулась смесь нежной жалости и ревнивого возмущения.

Нет уж, хватит! Набегалась по кустам! Теперь у Шаунары будет дом! И теплая постель! И пара крепких мужских рук, чтобы ее в этой постели удержать!

Размышления начинали привлекать весьма привлекательный оборот, но вдруг мужчина вздрогнул и сел. Губы его плотно сжались.

Стоп-стоп-стоп, люди добрые! Это что же получается: Айрунги Журавлиный Крик вляпался в самую древнюю из ловушек, изобретенных человечеством (точнее, его прекрасной половиной)? Стало быть, уютный домик, куча сопливых ребятишек, семейные дрязги, благопристойная старость, погребальный костер на берегу и рыдающая вдова с седыми прядями в бронзовых косах?

Всю жизнь подобные картины вызывали у бродяги и авантюриста омерзение.

А сейчас что-то изменилось. Отнюдь нельзя назвать неприятной мысль о вдове с бронзовыми косами. И даже о куче ребятишек, которым, кстати, совсем не обязательно быть сопливыми. Кто знает, может, вырастет хоть один продолжатель отцовского дела...

Дела? А что это за дело? Если погоня за славой и властью, так в этом Айрунги вроде бы разочаровался. Ах, чистая наука, высокое знание? Так алхимией можно заниматься и на Эрниди, разве нет?

Шаунара сонно завозилась, открыла глаза и сразу поднялась на локте. В глазах – ни тени сна. Разом проснулась, как вспугнутая птица.

Айрунги хотел сказать что-то приветливое, но женщина подалась к нему так нежно и маняще, что все непроизнесенные слова растворились в поцелуе.

Наконец – очень не скоро – объятия разомкнулись. Шаунара откинулась назад и, не сводя глаз с лица любимого, сдвинула брови, явно что-то припоминая. Хрипловатым спросонья голосом медленно произнесла: