Книга Король Георг V - Кеннет Роуз

Встревоженный сообщениями сестры Блэк о том, что король стал задыхаться, Доусон напросился в Сандрингем, куда приехал 12 января из Кембриджа. «Нашел его в скверном самочувствии, — отмечал он, — совсем без сил — речь идет о его жизни, о чем я ему и сказал». Посчитав ненужным задерживаться там, Доусон уехал, готовый вернуться по первому требованию. 15 января, после ужасного дня, король рано лег в постель, а на следующее утро решил остаться в своей комнате. Последняя запись в дневнике, который король столь пунктуально вел с 1880 г., была сделана 17 января. После неразборчивых заметок относительно снега и ветра там следуют такие слова: «Этим вечером приехал Доусон. Я с ним виделся и чувствовал себя отвратительно».

В этот день принц Уэльский, вызванный из Виндзора, где он охотился с друзьями, обнаружил отца в спальне спящим в кресле перед камином. Прежде чем вновь погрузиться в сон, он как будто узнал сына. Понимая, что конец уже близок, Доусон не стал приглашать ту медицинскую бригаду, которая спасла короля во время предыдущей болезни, а вызвал только сэра Мориса Кэссиди, специалиста-кардиолога. В тот же вечер пятницы появился первый из шести медицинских бюллетеней, готовивших нацию к худшему: «Бронхиальный катар, от которого страдает Его Величество, не очень тяжелый. Однако появились признаки сердечной слабости, которая вызывает определенное беспокойство». В течение следующих двух дней король то терял, то вновь обретал сознание, его сердце работало с перебоями. В воскресенье принц Уэльский отправился в Лондон, чтобы проконсультироваться с премьер-министром относительно порядка престолонаследия. Вскоре после этого в Сандрингем прибыл архиепископ Кентерберийский. До того он позвонил Уиграму в надежде, что, «если беспокойство возросло, мне будет позволено приехать — этого, не говоря уж о долге личной дружбы, как представляется, ожидает от меня вся страна». Королева, когда ее спросили, дала на это согласие. Однако принца Уэльского, который на следующий день вернулся в Сандрингем, вмешательство Ланга сильно разгневало. Позднее он описывал, как тот незаметно входил и выходил из отцовской комнаты, — «безмолвный призрак в черных гетрах».

Понедельник, 20 января 1936 г., стал последним днем в жизни короля. Тем утром архиепископ произнес над ним несколько простых молитв, возложил руки на голову суверена и отпустил ему грехи. Затем, в момент просветления, король послал за своим личным секретарем. Уиграм обнаружил его с газетой «Таймс», раскрытой на странице, посвященной имперским и иностранным делам. Очевидно, какой-то абзац на этой странице, решил Уиграм, и вызвал знаменитый вопрос короля: «Как там империя?» Король героически попытался обсуждать деловые вопросы, но тщетно. «Чувствую себя очень усталым», — сказал он.

И все же королю Георгу V не суждено было тихо умереть. Поскольку он больше не мог исполнять конституционные обязанности, прошедшее на Даунинг-стрит совещание министров санкционировало создание Государственного совета, который должен был действовать от его имени. Для этого, однако, требовалось, чтобы король собственноручно подписал соответствующее распоряжение в присутствии членов Тайного совета. Во время прежней болезни, в 1928 г., король был достаточно бодр, чтобы уверенно поставить свою подпись. Теперь же он лишь временами приходил в сознание, и у него не действовала правая рука. Доусон боялся, что подобное усилие окажется для него чрезмерным: «Я был несколько удивлен решением кабинета министров… о незамедлительном проведении Тайного совета. В этом не было неотложной необходимости… но они, кажется, боялись (мне кажется, неоправданно) возникновения чрезвычайной ситуации и не хотели сидеть сложа руки».

Утром 20 января в Сандрингем на поезде прибыли три члена Тайного совета. Это были Макдональд, лорд — председатель Совета, Хейлшем, лорд-канцлер, и Саймон, министр внутренних дел. Их сопровождал секретарь Совета Ханки. Еще трое тайных советников были уже в доме: Доусон, Уиграм и Ланг. Незадолго до 12 ч. 15 мин. все они собрались в гостиной, примыкающей к спальне короля; больше там не было никого, кроме Шарлотты — ручного попугая. Доусон сразу прошел в спальню, и было слышно, как он объясняет королю цель собрания. Затем туда вошли остальные тайные советники, скромно столпившись в дверях. Короля подняли и усадили в кресло; на нем был халат, разрисованный яркими цветами. Перед королем стоял переносной столик, на котором лежал тот самый документ, что он должен был подписать. Посетителей он встретил, как отметил Ханки, «радостной улыбкой».

Лорд-председатель прочитал проект распоряжения, и король смог твердым голосом произнести: «Принято». Опустившись возле него на колени, Доусон попытался направить его перо, вложив его сначала в одну руку, затем в другую. И хотя король пытался подчиниться, сил у него уже не было. «Джентльмены, — сказал он, — мне очень жаль, что заставляю вас ждать. Я не могу сосредоточиться». Через несколько минут он все же сумел сделать две не слишком разборчивые пометки, которые можно было принять за «Дж.» и «К.».[164] Тогда, и только тогда, наступил миг, когда умирающий король смог, наконец, снять с себя груз государственных обязанностей. Тайные советники в слезах направились к выходу, на прощание король приветствовал их знакомым кивком и улыбкой. «Я уходил последним, — писал Макдональд, — и никогда не забуду тот взгляд, озаренный заботой… мое последнее „прощай“ любезному и доброму другу и повелителю, которому я служил всей душой».

После ленча с королевой тайные советники улетели в Лондон на самолете, который только что доставил в Сандрингем принца Уэльского и герцога Йоркского. Остаток дня король тихо проспал, в то время как медицинские бюллетени уже предвещали конец его царствования. В 17 ч. 30 мин. было объявлено, что его силы на исходе. В этот вечер, когда королева и ее дети ужинали в одиночестве, Доусон подобрал в предназначенной для придворных столовой карточку меню и написал на ней прощальные слова, отличающиеся классической простотой: «Жизнь короля мирно подходит к концу». Вокруг постели Георга собралась его семья, и, когда его земная жизнь была окончена, архиепископ Ланг прочитал двадцать третий псалом и молитву, начинавшуюся со слов: «В дальний путь, о христианская душа!» Последний бюллетень был передан по радио через несколько минут после полуночи: «В 23 ч. 55 мин. вечера король мирно скончался».

Во время последней болезни мужа королева оставалась стойкой; до самого конца она была практична, спокойна и доброжелательна. А когда один король умер, она отдала дань уважения другому. Ласковым жестом, который, однако, имел историческое значение, она взяла руку старшего сына и поцеловала ее. «Мое сердце разбито», — позднее записала она в дневнике. Но время для скорби пока не наступило. Поблагодарив сиделок, она также сказала несколько слов признательности и утешения Доусону; за эти семь лет все они потратили много сил.

Король Эдуард VIII во время последних часов пребывания в статусе принца Уэльского отнюдь не проявил подобной сдержанности. Из-за получасовой разницы во времени между Сандрингемом и Гринвичем случилась некая ошибка, которая до крайности его возмутила, и принц Уэльский, когда его отец еще лежал на смертном одре, приказал, чтобы все часы в доме перевели на полчаса назад. «Хотелось бы знать, — вздыхал архиепископ Ланг, — не вернутся ли и другие привычки».