Книга 1759. Год завоевания Британией мирового господства - Фрэнк Маклинн

В Индии сэр Эйр Кут одержал решительную победу при Вандиваше в 1760 г. Лалли и французы капитулировали в Пондишерри в начале 1761 г. Это привело к окончанию пребывания французов на субконтиненте Индостан.

В Вест-Индии остров Мартиника, избежавший захвата в 1759 г., очень быстро испустил дух в 1762 г. перед угрозой второго британского вторжения. Повсюду французы перешли в отступление. Этот процесс не закончился даже в тот момент, когда Шуазелю все же удалось вовлечь в войну на своей стороне Испанию.

Конечно, испанское участие в вооруженном конфликте положило конец гегемонии Питта (он ушел в отставку в порыве раздражения, когда коллеги не согласились с упреждающим ударом по Испании прежде, чем она вступит в войну). Но почти единственным эффектом участия Карла III в боевых действиях на стороне своего кузена из династии Бурбонов Людовика XV оказались ужасающие потери для заморской империи. В 1762 г. британскому военно-морскому превосходству подчинились и Гавана, и Мартиника.

Явным признаком британского мирового господства стала масса восстаний против сюзеренитета в 1760-е гг. и непримиримый имперский ответный удар с полным разгромом. Падение Пондишерри в 1761 г. и Битва при Плесси в 1757 г. предоставили весь восток Индии для победоносной «Ост-Индийской компании», успешно заменившей империю Моголов в качестве верховной власти на субконтиненте. Полученный ею «диван» (государственный совет) позволил получать государственные доходы непосредственно в Бенгалии.

Когда годом ранее восстали сипаи, служащий «компании Джона» Гектор Мунро разнес их в куски четырьмя шестифунтовыми пушками. Если индийские крестьяне расплачивались за аренду половиной своего урожая, то ткачи, мотальщики шелка и другие квалифицированные ремесленники влезали в долговые обязательства или вынуждены были подчиняться новой драконовской дисциплине фабрик и промышленной революции.

Хотя в 1769 г. в Британию ввезли 700 000 фунтов шелка (это в два раза превышало импорт предшествующего года), в самой Индии разразился страшный голод, от которого погибла одна треть ее населения. Возможно, последним годом, подающим надежды на существование не-британской Индии, стал 1763 г., когда разгромили Мир Касима.

Но Индия была не единственной ареной борьбы между новым хозяином мира и покоренными народами, обреченными на то, чтобы поставлять рабочую силу, на которой сможет кормиться британская столица. Восстание Таки в 1760 г. на Ямайке, движение тайной крестьянской организации «Уайтбой» в Ирландии (с 1761 г.), восстание индейцев Понтиака в Мичигане (1763-66), земельные войны в долине Гудзона (1765-66), мятеж «регуляторов» в Северной Каролине (1765-66) стали прямым и косвенным откликом на совершенно определенное появление Британии в качестве первой мировой сверхдержавы.

Почему же британцы были столь успешны в Семилетней войне? Ряд историков и экономистов пытаются обосновать это легкостью доступа к получению кредита. И в самом деле, Британии было легче, чем Франции, получить займы. Однако Франция еще и умудрялась получать их на более обременительных условиях финансовой системы. Так что эта новая версия экономического детерминизма не слишком далека от нас.

Возникает желание сделать особый акцент на простой случайности и задать вопросы, которые ставит противоречивая история. К примеру, битва за Квебек такова, что в ней не следовало участвовать Монкальму (по крайней мере, в том месте и так, как он сражался). Если бы французский командующий дождался пополнения, то, вероятно, он одержал бы победу.

И в самом деле, если рассматривать стечение обстоятельств войны, то не может быть иного объяснения неблестящего военного руководства французских командующих, кроме простого исторического невезения. У Британии были Клайв, Вульф, Хоук и Боскавен. У Франции — Лалли, Водрейль, Субиз, Контад, д'Эстре и Конфлан. Более чем просто интересно сравнить военную эффективность французов в Войне за австрийское наследство, которая велась в предшествующее десятилетие, с плохими показателями в Семилетней войне. Маршал Сакс был военным гением, граф де Ловендаль — весьма талантливым генералом. Но таких фигур не оказалось в период с 1756 по 1763 гг.

Для сопоставления Британии и Франции в Семилетней войне следует сравнить две олигархические элиты. Одна была объединенной и самоуверенной, а вторая — разрываемой на части конфликтами, фракционностью и сомнениями. Непрерывная борьба между королем и парламентом, набожными верующими и философами, католиками-ультрамонтанами (сторонниками абсолютного авторитета римского папы) и анти-иезуитами фатально ослабила способность принимать решения, волю и моральное состояние французов. Учтем и повальное участие во фракциях государственных министров Людовика XV.

Некоторые историки даже утверждают, что во Франции в годы Семилетней войны просматривались признаки того, что она находится на грани гражданской войны или преждевременной вспышки революции, которая после 1789 г. покончила с династией Бурбонов.

Хотя в идеализированных биографиях Уильяма Питта слишком преувеличены его достоинства, сейчас общественное мнение склоняется к тому, чтобы рассматривать его как лидера команды прилежных тружеников, но не как гения, который не принадлежал ни к одной партии. Скорее, он возглавлял безжалостный военный кабинет удивительных единомышленников.

Питт ограничил полномочия своих главнокомандующих так, как Людовик XV не мог и мечтать. Слабого, нерешительного и неустойчивого Людовика госпожа Помпадур всегда могла уговорить в пользу одного из своих протеже, сколь бы бесполезным он ни был; случай с Субисом — один из ярких примеров.

Жестокость Питта прежде всего проявляется в его отношении к сражениям в Северной Америке. Стало понятно, что одним численным превосходством нельзя добиться победы (о чем свидетельствует разгром Монкальмом в 1758 г. армии из 15 000 атакующих солдат при форте Тикондерога силами, численность которых составляла всего 3 800 человек). И Питт не пожалел денег для решения этой проблемы. Он потратил 5,5 миллионов фунтов стерлингов на армию, почти 1 миллион фунтов — на военно-морские силы, более 1 миллиона фунтов стерлингов — на колониальные войска. Этот лидер полностью поменял политику своих предшественников и фактически подкупил североамериканских колонистов ради сотрудничества с ним. Согласно оценкам, Франция в период с 1755 по 1760 гг. израсходовала всего одну десятую от этой общей суммы.

Франция могла собрать такие средства. Этот факт не учтен в оценке британского успеха с точки зрения «экономического детерминизма». Но она предпочла рассредоточить свои ресурсы для войны на два фронта.

Хотя современные историки относятся с пренебрежением к старым идеям относительно губительного влияния мадам де Помпадур на Семилетнюю войну, никто не смог убедительно объяснить логическое обоснование знаменитой «перемены союзников» или причин, по которым бессмысленная война в Германии против Пруссии рассматривалась в качестве борьбы за национальные интересы.

Куплеты, распространенные во Франции во время войны, выражали определенную горечь, которая ощущалась по данному вопросу:

Ну что ж, теперь прольем свою мы кровь За Венгрии далекой королеву, Все наши деньги австриячке бросим. Она — с Силезией, а мы — с сумой и босы. Но необъятен будет этот счет: Она узнает скоро, вероятно, К чему ведут поклоны Помпадур…

Здесь оказалось явным упрямство Людовика XV. Предшественник Шуазеля на посту секретаря иностранных дел кардинал де Берни пытался в 1758 г. поднять перед королем вопрос относительно разумности или целесообразности упорного продолжения войны на континенте, если Франции угрожала неизбежная потеря ее колониальных владений за рубежом. Людовик резко прервал его: «Ты, подобно всем остальным, враг королевы Венгрии!»