Книга Сага об Элрике Мелнибонэйском - Майкл Муркок

Меня куда больше интересовали его дела с Ариохом.

— Скажи, как тебе удалось договориться с Ариохом? — спросил я напрямик.

— Миггее нельзя было доверять, поэтому я исключил ее из своих планов. А насчет Ариоха мне было известно, что он целую вечность жаждал отомстить моей бывшей госпоже. Я разыскал его и предложил помощь в проникновении в эту плоскость. Как ты наверняка знаешь, иначе он сюда попасть не может. Ариох с радостью согласился — и поймал Миггею в западню. Она не может вырваться, ибо ей никто не служит. А если ты попытаешься освободить ее, твой покровитель будет очень недоволен. Не думаю, что выжившая из ума старуха стоит такой жертвы.

Последние слова Гейнор произнес нарочито громко, чтоб услышал не только я, но и пленница за стеной.

Ответом был тоскливый вой.

Вне себя от гнева, я взмахнул мечом, пришпорил лошадь и направил ее на своего кузена.

Гейнор засмеялся и даже не подумал сдвинуться с места.

— Я забыл кое о чем упомянуть, кузен, — он скрестил свои мечи перед собой, будто защищаясь. — Я больше не часть твоего сна.

Между мечами, образовавшими подобие буквы «X», возникло желтое с черным отливом свечение, настолько яркое, что я на мгновение почти ослеп. Прикрыв глаза рукой, я разглядел, что Гейнор удирает — словно призрак со свечой в руках, мой кузен улепетывал прочь. Вот он достиг двух громоздившихся рядом валунов — и исчез.

Я поскакал за ним, обогнул костяную крепость под неумолкающий волчий вой — и почти настиг Гейнора. Он снова скрестил мечи, снова последовала черно-желтая вспышка, и я, ослепленный сиянием, оглохший от воя, опять потерял Гейнора из вида. Хмурник что-то крикнул. Я огляделся, высматривая друга, но и его нигде не было видно. Перед глазами плясали искорки.

Мой конь внезапно замер, попятился назад и тихонько заржал. Я попробовал успокоить его, это мне удалось с немалым трудом: он еще долго фыркал и перебирал копытами.

Новая вспышка, на сей раз — с серебристым отливом, заполонившая собой все вокруг. И тишина…

Я понял: Гейнор ушел.

Некоторое время спустя волчица завыла вновь.

Хмурник предложил вызвать Ариоха.

— Никто другой не поможет нам отыскать Гейнора. Чего ты ждешь, друг Эльрик? Ведь Ариох свободно путешествует между мирами, пусть он и тебя научит! Ему теперь никто не мешает прийти — Миггея-то отошла от дел.

Я ответил, что Ариох обычно требует себе кровавую жертву и что Хмурник — единственная живая душа в ближайших окрестностях. А значит, выбор невелик. Мой друг потупился и сказал, что постарается придумать иной способ спасения.

На что я предложил вернуться в Танелорн — не торчать же, в самом деле, под стенами крепости из костей, вслушиваясь в завывания Миггеи. Нужно посоветоваться с мудрыми. Если и вправду потребуется кровавая жертва, я предпочту убить какого-нибудь охотника на ведьм, что изрядно добавит мне популярности у горожан.

Мы повернули коней и поскакали к города рассчитывая достичь Танелорна к ночи.

Но к наступлению темноты заблудились окончательно и бесповоротно. Как мы и опасались, в сумерках отличить один известняковый утес от другого оказалось практически невозможно — они меняли свои очертания едва ли не у нас на глазах.

Каково же было наше облегчение, когда несколько часов спустя, медленно продвигаясь неведомо куда под звездами, мы услышали, как кто-то выкликает наши имена. Этот голос я узнал бы из тысячи. Голос моей дочери. Нас нашла Оуна! Я поздравил себя с тем, что у меня столь сообразительный ребенок — в отличие от кузена.

Нежданно меня пробрал озноб. А вдруг это происки Гейнора или последний привет Миггеи? Надо было поосторожнее действовать…

Вскоре мы разглядели в полумраке женский силуэт: женщина приближалась одна и пешком, за плечом у нее висел лук. Я начал догадываться, что моей чародейке-дочери лошадь не очень-то нужна — у нее собственные средства передвижения.

И вновь я будто приклеился к Оуне взглядом.

Ее бледная кожа лучилась изнутри теплым светом, ее волосы тоже словно светились. Она взяла многое от своей матери, прежде всего — жизнерадостность, которой я никогда не знал. Я восхищался Оуне Похитительницей Снов и даже успел полюбить ее за время нашего короткого знакомства. Мы оба рисковали жизнями и душами ради общей цели. Мало того, мы любили друг друга; наша любовь была сумасшедшим притяжением тел. К дочери я испытывал совершенно иные, гораздо более глубокие чувства.

Я гордился Оуной, радовался тому, что она пошла больше в мать, чем в отца. Мне доставляло удовольствие думать, что человеческое в ней перевешивает черты, унаследованные от мелнибонэйского аристократа. Я надеялся, что ей мало знакомы внутренние раздоры, изводившие меня самого. Пожалуй, я завидовал своей дочери.

Вполне может быть, что все мы обречены непрерывно сражаться, однако некоторым, по прихоти судьбы, удается сохранить в себе особое тепло, которого не выстудит и самая кровопролитная схватка. Моя дочь, несомненно, принадлежала к этим избранным. Рядом с Оуной было спокойно; я чувствовал в ней все свои добродетели (а они у меня, как ни странно, имелись) и льстил себя надеждой, что моих пороков она не унаследовала.

Из глубин сознания, пробужденное потоком мыслей, вдруг возникло побуждение, чисто мелнибонэйское по духу, — забыть обо всех чувствах, чтобы остаться сильным, чтобы привязанность не ослабила нас обоих перед лицом опасности, чтобы тепло души не обернулось могильным хладом. Я отогнал его. Удивительно, как часто в последнее время мне приходится обуздывать себя, как часто моя сила воли подвергается испытаниям на прочность…

— Я думала, ты снова угодил в лапы Гейнору, — в голосе Оуны прозвучало облегчение. — Он ведь был здесь совсем недавно, правда?

Я поведал ей, что случилось с Миггеей, сумрачно упомянул о фокусе Гейнора с мечами и о том, как наш враг сбежал. Обозвал его предателем, переметнувшимся от прежней хозяйки к моему покровителю Ариоху — которого он, вне сомнения, также предаст при первом подходящем случае.

Оуна неожиданно расхохоталась.

— Насколько Гейнор все-таки предсказуем! — воскликнула она. — Сам роет себе могилу, бежит навстречу смерти с распростертыми объятиями. Для него уже нет спасения. Предавать вошло у него в привычку, отец. А скоро он и дня не сможет прожить, не предав, и тогда погибнет окончательно. Ссылаясь на здравый смысл, он предает Порядок во имя Равновесия и предает Равновесие во имя Энтропии. Конечно же, он предаст Ариоха. И сколь горек будет его конец! Но на время он обретет могущество.

— Значит, нам его не одолеть? — я посмотрел на дочь. — Значит, он разорит Мо-Оурию и свой собственный мир?

Оуна взяла моего коня под уздцы. Я спешился и немного неловко обнял девушку.

— Сдается мне, мы еще можем перехитрить Гейнора, — проговорила Оуна, обнимая меня в ответ.

Хмурник ухмыльнулся.