Книга Сиротка. Расплата за прошлое - Мари-Бернадетт Дюпюи
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Она постучала еще, не собираясь отступать, полная гнева и отчаяния.
— Что мне сделать, чтобы вы ответили мне? Спеть? Хорошо, слушайте. Сегодня я надела летнее платье, самое простое, белое, похожее на длинную рубашку, которая была на Маргарите в тюрьме перед тем, как ее отвели на эшафот. На той самой Маргарите из «Фауста»! Поскольку вы не хотите показываться, я буду взывать к Богу и ангелам, как эта бедная девушка, несчастная жертва бесчестного человека.
Испытывая невероятное возбуждение, Эрмин отступила назад и прислонилась к ближайшей стене. Она глубоко вздохнула, прижав руки к груди, и принялась петь, опьяненная какой-то дикой радостью и вместе с тем печалью. Это было очередным рискованным экспериментом. Она давно не репетировала этот отрывок, но ведь Соловей из Валь-Жальбера уже не раз удивлял всех твердостью и мощью своего исключительного голоса. Он редко ее подводил, разве только на записи пластинки. Но тогда ей просто не хватило веры в себя.
Чистые ангелы, лучезарные!
Заберите мою душу на небеса!
Боже праведный, тебе я вверяю себя!
Боже милосердный, я иду к тебе, прости меня!
Чистые ангелы, лучезарные!
Придите за мной с небес!
Ей казалось, что она видит этих ангелов со светлыми кудрями, с сияющими лицами. Она пела всем сердцем, всей душой, легко управляя высокими нотами, полностью отдавшись пению, настолько одаренная и искренняя в своей молитве, что Родольф повернул ключ в замочной скважине и приоткрыл дверь. Изумленная Анни медленно спускалась по лестнице.
Но Эрмин не обращала на них внимания. Она продолжала петь под музыку, которая звучала в ее душе. Закрыв глаза, она представляла своих партнеров по сцене: своего любовника, доктора Фауста, зловещего Мефистофеля, вынуждающего ее погубить себя.
«О, этот голос! — молча восторгался Родольф. — Такой чистый, божественно-хрустальный… Редчайший дар, непревзойденное исполнение».
Отрывок закончился. Услышав аплодисменты, Эрмин открыла глаза. Рядом с ней стоял Родольф в черном свитере и вельветовых брюках. Выглядел он очень плохо: тусклые волосы, осунувшееся лицо… Однако взгляд зеленых глаз показался ей приветливым, полным искреннего восхищения. Она приняла это как добрый знак.
— Вы должны дарить свой огромный талант всему миру, — сказал он. — Я просто хотел, чтобы вы стали дивой. Блестящая карьера, слава! Все это для вас, Соловей из Валь-Жальбера!
Эрмин заинтригованно смотрела на него. Возможно, эти слова означали, что к нему вернулся рассудок.
— Родольф! — воскликнула Анни. — Господи боже мой! Дорогой мой кузен, как ты себя чувствуешь?
Жестом он велел ей оставаться в стороне. Женщина съежилась, уязвленная до глубины души.
— Настоящим артистам не нужны ни сцена, ни декорации, — добавил он, глядя на Эрмин. — Вы только что это доказали. Я словно воочию увидел финал «Фауста» Гуно. Я тоже хотел бы спеть, спеть для вас.
Он прошел в глубину гостиной с роскошными восточными обоями и изысканной мебелью. Дождь закончился. Метцнер вдохнул тонкий аромат влажной земли, положив руку на подоконник.
— Подойдите ближе, не бойтесь, — сказал он Эрмин. — Я знаю все оперные арии, написанные для теноров. Но мой голос угас. Я испробовал все: эфир, как великий Карузо, который пел, невзирая на опухоль в горле; лечение на курортах, снадобья шарлатанов… Но для вас, Эрмин, я все же хочу спеть.
Потрясенная, молодая женщина подошла к нему. Своим хриплым приглушенным голосом он запел арию из «Тоски».
О, сокровенная гармония
различной красоты!
Темноволоса Флория,
моя пылкая возлюбленная…
А твое лицо, безвестная красавица,
окружено белокурыми локонами!
Твои глаза лазурно-голубые,
Ее же очи черные сверкают…
Искусство в своей тайне
Соединяет воедино разную красоту,
Но когда я пишу ее, в моих мыслях,
Тоска, царишь лишь ты одна!
Одну тебя люблю я!
Это было очень тихое, но точное исполнение, и на некоторых нотах он делал трогательное усилие, чтобы повысить голос. Эрмин знала, что эти мгновения, наполненные острой грустью и невероятной красотой, навсегда останутся в ее памяти.
— Благодарю вас, Родольф. Зачем вы лишаете себя удовольствия петь, хотя бы так, тихонько?
— А я не лишаю. Эта ария заставляет меня думать о вас, о нас с вами. Вы — та самая безвестная красавица с лазурными глазами… Моя супруга была брюнеткой с темными глазами, как Флория, ревнивая Тоска. Но такая любящая, такая нежная! Ее одну я обожаю, ей одной должен поклоняться. Вы, Эрмин, были лишь прекрасным сном, в котором я прятался от воспоминаний о Бландине. Однажды я с ней встречусь, возможно, скоро, кто знает? Прощайте… Прощайте, вы можете лететь, мой милый соловей!
Он вынул что-то из кармана брюк и бросил к ногам своей кузины, затем, не удостоив взглядом ошеломленных женщин, снова заперся в своем кабинете.
— Но… Это же мой паспорт! — воскликнула Эрмин.
Она подняла с пола документ, который показался ей слишком толстым. Из него, со звоном ударившись о паркет, выпали два ключа.
— Вы ему больше не нужны, — всхлипнула Анни с лицом, искаженным болью и ненавистью. — Так что убирайтесь! Складывайте свой чемодан и уходите от нас. В нескольких милях отсюда есть городок. Пройдете до конца по аллее и повернете направо. Убирайтесь, видеть вас больше не могу! Вы — та, кем я никогда не была, но кем всегда мечтала быть.
— Я сейчас уйду, но вам следует позаботиться о нем, организовать ему лечение. Он этого заслуживает.
— Я всегда заботилась о нем. Если он потерял голову, то только из-за вас.
Эрмин решила больше не спорить, напуганная странным выражением лица Анни Вонлантен. Она сбежала вниз по лестнице в последний раз вошла в розовую комнату, быстро накинула тонкую шерстяную кофту, взяла в руки сумочку и платок и поспешно поднялась по ступенькам. Молодая женщина оставила свой чемодан, который был довольно тяжелым и стеснял бы ее.
«Это слишком хорошо, чтобы быть правдой, — говорила она себе. — Сейчас он передумает и отберет у меня ключи, как только я соберусь выйти. Скорее, скорее!»
Но Родольф по-прежнему оставался в запертом кабинете. Возле входной двери стояла его кузина.
— Дайте мне ключи, — холодно сказала она. — Я открою вам дверь и запру за вами.
— Нет, лучше я сделаю это сама. Я вам не доверяю, вы снова меня обманете.
Анни пожала плечами, не настаивая. Дрожащей рукой Эрмин отперла дверь и — наконец! — перешагнула порог величественного дома Вонлантенов. Она торопливо спустилась по мраморным ступенькам крыльца и, едва оказавшись на дорожке, посыпанной розовым песком, бросилась бежать. Свежий воздух опьянял ее, тысячи запахов окружающего леса окрыляли, делая ее невесомой.