Книга Тигана - Гай Гэвриэл Кей

Ее не было так долго, что он начал прикидывать, нельзя ли как-то воспользоваться потрясением и страхом, которые воцарятся после ее гибели.

А потом она вынырнула, появилась прямо перед ними из воды, и за секунду до того, как толпа взорвалась криками, Брандин Игратский, который стоял совершенно неподвижно с того мгновения, как она нырнула, рухнул на колени, словно ему нанесли сзади удар, лишивший его сил.

И Алессан почувствовал себя совершенно больным и безнадежно сбитым с толку, а над гаванью и кораблями неслись вопли триумфа и экстаза.

Это чудесно, говорил он себе сейчас, прокладывая путь сквозь круг танцующих людей. Это впишется в их планы, это можно в них вписать. Все сходится. Как я и планировал. Будет война. Они столкнутся лицом к лицу. В Сенцио. Как я и планировал.

Его мать умерла. Он стоял в пятнадцати футах от Брандина Игратского с кинжалом за поясом.

На площади было слишком светло и чересчур шумно. Кто-то схватил его за руку, когда он проходил мимо, и попытался втащить в пляшущий круг. Он вырвался. Какая-то женщина влетела в его объятия и поцеловала прямо в губы. Он ее не знал. Он никого здесь не знал. Он, спотыкаясь, брел сквозь толпу, расталкивал ее и протискивался то туда, то сюда, его вертело, словно пробку в потоке, но он упорно держал направление на «Триаду», где ждала его комната, выпивка и музыка.

Дэвин уже сидел в переполненном баре, когда Алессан наконец вернулся. Эрлейна пока не было видно. Возможно, он все еще находился на корабле, оставался на воде как можно дальше от Брандина. Словно чародей в данный момент мог проявить хоть крупицу интереса к охоте на других чародеев.

Дэвин, к счастью, ничего не сказал. Только подтолкнул к нему полный стакан и бутылку вина. Алессан очень быстро опустошил стакан, а за ним второй. Он уже налил и пригубил было третий, но тут Дэвин быстро дотронулся до его руки, и он понял, испытав почти физическое потрясение, что забыл о своей клятве. Голубое вино. Третий стакан.

Он оттолкнул от себя бутылку и опустил голову на руки.

Кто-то рядом с ними разговаривал. Двое спорили.

— Ты действительно собираешься это сделать? Ты, глупец, сын козла! — рявкнул первый.

— Я запишусь в солдаты, — ответил второй, говорящий с акцентом жителя Азоли. — После того, что эта женщина для него сделала, я считаю, что Брандина ждет удача, он получил благословение. И тот, кто называет себя Брандином ди Кьярой, гораздо лучше, чем этот мясник из Барбадиора. Ты что, друг, боишься сражаться?

Второй разразился хриплым, лающим смехом.

— Ты — тупой простак, — сказал он. И произнес, имитируя акцент первого спорщика: — «После того, что эта женщина для него сделала». Мы все знаем, что она для него делала каждую ночь. Эта женщина — потаскуха тирана. Она провела двенадцать лет в постели с человеком, который нас всех завоевал. Раздвигала для него ноги ради собственной выгоды. И теперь ты, все вы делаете шлюху вашей королевой.

Алессан поднял голову. Уперся ногами, чтобы обрести опору. Затем, не говоря ни слова, изо всех сил врезал кулаком по лицу говорившего, вложив в удар все силы своего тела и всю мучительную растерянность своей души. Почувствовал, как под его ударом треснули кости; человек отлетел назад к стойке бара и чуть не перелетел через нее, со звоном рассыпая осколки стаканов и бутылок.

Алессан опустил взгляд на свой кулак. Косточки пальцев были в крови и уже начинали распухать. Он подумал, не сломал ли себе руку. И еще подумал, вышвырнут ли его из бара или все закончится веселой болтовней о его глупости.

Но ничего этого не случилось. Тот житель Азоли, который заявил о своей готовности идти на войну, радостно и сильно хлопнул его по спине, а владелец «Триалы» — фактически их наниматель — широко улыбнулся, совершенно не обращая внимания на осколки разбитого стекла на стойке бара.

— Я надеялся, что кто-нибудь заткнет ему глотку! — рявкнул он, перекрывая бурное веселье в зале. Кто-то подошел и пожал Алессану руку, которая на удивление сильно болела. Три человека настойчиво и громогласно сражались за право поставить ему выпивку. Еще четверо подняли бесчувственного человека и бесцеремонно поволокли прочь, искать лекаря. Кто-то плюнул в его разбитое лицо, когда его несли мимо.

Алессан снова повернулся к бару. Перед ним стоял один-единственный стакан астибарского голубого вина. Он быстро взглянул на Дэвина, но тот ничего не сказал.

— Тигана, — пробормотал он тихо, пока моряк из Корте громко хвалил его и ерошил волосы, а кто-то еще протиснулся к нему сзади и хлопнул по спине.

— О Тигана, пусть память о тебе будет клинком в моем сердце.

Он опустошил стакан. Кто-то — но не Дэвин — немедленно протянул руку, схватил его и разбил об пол. Что вполне предсказуемо побудило других сделать то же самое со своими стаканами. Как только позволили приличия, он ушел из зала и поднялся наверх. Перед уходом он не забыл прикоснуться к руке Дэвина в знак благодарности. В комнате он обнаружил Эрлейна, который лежал на кровати, заложив руки за голову и уставившись неподвижным взглядом в потолок. Чародей сперва мельком посмотрел на Алессана, когда тот вошел, и тут же прищурился и с любопытством уставился на него.

Алессан ничего не сказал. Он упал на свою постель и закрыл глаза, которые продолжали болеть. Вино, естественно, не помогло. Он не мог перестать думать о женщине, о том, что она сделала, как выглядела, поднимаясь из моря, словно некое сверхъестественное существо. Он не мог отделаться от образа Брандина, падающего на колени и закрывающего лицо руками.

Он прятал глаза, но Алессан, стоявший всего в пятнадцати футах, не дальше, успел увидеть сокрушительное облегчение и пламя любви, сверкнувшее в его глазах, подобно белому огню падающей звезды.

Его рука ужасно болела, но он осторожно несколько раз согнул ее и убедился, что ничего не сломал. Если говорить честно, он не знал толком, почему ударил того человека. Все, что он говорил о женщине из Чертандо, было правдой. Все было правдой, и все же ничто не было настоящей правдой. Все, что сегодня произошло, совершенно сбивало с толку.

Эрлейн, неожиданно проявляя такт, прочистил горло, словно собирался задать вопрос.

— Да? — устало сказал Алессан, не открывая глаз.

— Вы хотели, чтобы все так и произошло? — спросил чародей непривычно неуверенным тоном.

Алессан с трудом открыл глаза и взглянул на него. Эрлейн приподнялся на локте и смотрел на него задумчиво и подавленно.

— Да, — ответил, наконец, Алессан. — Я этого хотел.

Эрлейн медленно кивнул головой.

— Тогда это означает войну. В моей провинции.

Голова Алессана все еще болела, но уже меньше, чем раньше. Здесь было тише, хотя все равно снизу доносился шум, глухой, постоянный шум праздника.

— Да, в Сенцио, — ответил он.

Ему было ужасно грустно. Столько лет ушло на планирование, а теперь, когда они оказались здесь, к чему они пришли? Его мать умерла. Она прокляла его перед смертью, но позволила ему держать ее за руку, когда пришел конец. Что это значит? Может ли это значить то, во что ему хочется верить?