Книга В погоне за счастьем - Дуглас Кеннеди

Потому что он был ребенком, который разлучил вас с отцом?

Возможно. А может, потому, что ты была ребенком, который мог стать моим.

Молчание. У меня кружилась голова. Мне вдруг безумно захотелось спать.

Я должна идти. Я очень устала…

Конечно, — сказала она.

Я встала. Она тоже поднялась.

Я рада, что мы наконец встретились, Кейт, — сказала она.

Еще бы. Но я хочу, чтобы вы знали: это наша последняя встреча. Держитесь подальше от меня и Этана. Понятно?

Она была по-прежнему невозмутима. Черт возьми, как ей это удавалось?

Как пожелаешь, Кейт.

Я направилась к выходу. Она открыла мне дверь. Коснулась моей руки и удержала ее на какое-то мгновение.

Знаешь, ты такая же, как он.

Вы ничего обо мне не знаете…

Думаю, что знаю. Я знаю и то, что, в отличие от своего брата ты всегда была рядом с Дороти. И с Мег, которая тебя просто обожает. Она хочет только одного: чтобы ты была счастлива.

Я мягко высвободила руку.

Я тоже этого хочу, — сказала я. И ушла.

2

Я решила пройтись пешком. Отшагав половину улицы, я присела на ступеньках какого-то особняка, пытаясь собраться с мыслями. А их немало кружило в моей голове — и все тревожные, растрепанные. Неожиданно для себя я вдруг подумала: а не те ли это ступеньки, на которых сидел и плакал мои отец, когда Сара сказала ему, что все кончено?

Но самой настойчивой была мысль о том, что мне необходимо выспаться. Я заставила себя подняться. Поймала такси. Поехала домой. Я позвонила Мэтту на работу. У нас состоялся, как всегда, нейтральный и цивилизованный разговор. Он доложил, что вчера вечером сводил Этана на баскетбол и что мой сын мечтает встретиться со мной. Я поблагодарила Мэтта за заботу об Этане. Он спросил, как у меня дела.

«Было много любопытного», — сказала я. Он заметил: «Голос у тебя усталый». Я ответила: «Да, я устала» — и снова поблагодарила его, на этот раз за участие и поддержку в эти нелегкие для меня дни. Мэтт начал что-то говорить о том, как было бы здорово, если бы мы снова стали друзьями. На это я смогла лишь ответить, что благодаря Этану нам все равно придется общаться. Потом я повесила трубку и легла в постель. Ожидая прихода сна, я закрыла глаза, и передо мной возник образ отца, запечатленного матерью на том снимке военного времени, когда они оба были в Англии. Молодой и красивый, он улыбался и, наверное, думал, позируя перед объективом: пройдет пара недель, и я больше никогда не увижу эту женщину. Несомненно, подобные мысли бродили и в голове женщины, которая его фотографировала. Вот еще один эпизод моей личной жизни: флирт во время войны. Теперь эта фотография приобрела для меня особый смысл: ни этот мужчина, ни та женщина даже не догадывались о том, что их история только начинается. Да и откуда они могли знать? Кто из нас может уловить тот необъяснимый момент, который определяет нашу судьбу?

Образ потускнел. Я провалилась в сон. Звонок будильника поднял меня около трех пополудни. Я оделась и пошла за Этаном в школу. По дороге я снова поймала себя на том, что пытаюсь осмыслить историю Сары. Но в голове был сумбур — и я по привычке начала раздражаться. Когда Этан вышел из дверей школы, он быстро оглядел толпу родителей и нянь. Отыскав меня, улыбнулся своей застенчивой улыбкой. Я нагнулась и поцеловала его. Он посмотрел на меня, и в его глазах промелькнул испуг.

Что случилось, Этан? — спросила я.

У тебя глаза красные, — сказал он.

В самом деле? — услышала я собственный голос.

Ты что, плакала?

Это из-за бабушки.

Мы пошли по направлению к Лексингтон-авеню.

Ты сегодня вечером будешь дома? — спросил он. В его голосе отчетливо звучала надежда.

И не только сегодня. Я сказала Клэр, чтобы она не приходила до понедельника. Так что я и завтра заберу тебя из школы. А потом у нас тобой целый уик-энд вместе, и будем делать все, что ты пожелаешь.

Хорошо, — сказал он и взял меня за руку.

Вечером мы остались дома. Я помогла Этану с уроками. Приготовила гамбургеры. Мы заключили сделку: он согласился сыграть со мной две партии в «змейки и лесенки», а за это я разрешила ему тридцать минут «гейм-боя». Мы жевали попкорн и смотрели видео. Впервые за последние недели я расслабилась. Только однажды накатила грусть… когда Этан, прижавшись ко мне на диване, спросил:

А мы сможем завтра после школы пойти посмотреть динозавров в музее?

Конечно, все, что захочешь.

Значит, завтра вечером мы сможем все вместе смотреть кино у нас?

Ты имеешь в виду, мы с тобой? Конечно.

И папа тоже?

Я могу его пригласить, если хочешь.

И тогда в субботу утром мы все вместе проснемся и…

Если я приглашу его, Этан, он не останется здесь ночевать, ты же знаешь. Но предложить я могу.

Он не ответил мне, а я не стала развивать тему. Словно по обоюдному молчаливому согласию, мы вновь уткнулись в экран телевизора. Вскоре он крепко обнял меня… по-своему пытаясь донести детские переживания о том, как сложно устроен мир разведенных родителей.

На следующее утро, проводив Этана в школу, я вернулась домой и позвонила Питеру Тугасу. Хотя и знала, что он был адвокатом моей матери на протяжении последних тридцати лет, сама я никогда не имела с ним дел (я пользовалась услугами своего давнего приятеля по Амхерсту, Марка Палмера, который занимался моим разводом и прочими юридическими «приятностями»). Мама тоже нечасто обращалась к мистеру Тугасу. За исключением завещания, в ее жизни не было ничего такого, что требовало совета адвоката. Когда я позвонила, его секретарь сразу соединила меня с ним.

Вы читаете мои мысли, — сказал он. — Я как раз собирался звонить вам. Пора заняться утверждением завещания.

Вы не могли бы принять меня сегодня ближе к полудню? Я до понедельника свободна, так что подумала, будет лучше все обсудить сейчас, пока я не загружена работой.

Нет проблем, в полдень я вас жду, — сказал он. — Вы знаете адрес?

Я не знала. Потому что впервые встретилась с Питером Тугасом на похоронах матери. Его офис находился в одном из респектабельных особняков постройки тридцатых годов прошлого века, которые до сих пор украшают Медисон-авеню. Офис был небольшим, занимал всего три комнаты, обставленные скромно, без излишеств, а весь штат состоял из секретаря и бухгалтера на полставки. Мистеру Тугасу, наверное, было около шестидесяти. Среднего роста, с редеющими седыми волосами, в очках в тяжелой черной оправе и безликом сером костюме, он выглядел еще лет на двадцать старше. Он был полным антиподом моего дяди Рэя с его безупречной юридической конторой для тугих кошельков. Несомненно, мама выбрала Тугаса именно по этой причине… не говоря уже о том, что его расценки были весьма умеренными.