Книга Эльфийская сага. Изгнанник - Юлия Марлин

Черные гоблины возомнили, что будут жить вечно? И смех и грех, подумал он.

А вообще-то, Сирикус Лавво давно отошел от дел и держал Лавку Переводов скорее для прикрытия, нежели заработка на жизнь. Но отказать старому другу, заявившемуся на Троллевый рынок из горного селения Барсо, не смог. Тот осыпал его золотыми слитками и попросил перевести ажурные символы, вплавленные в серебро магической дощечки не раньше Эпохи Темного Рассвета, обещав вернуться через две полных луны.

Времени было хоть отбавляй и переводчик, потянув одеревеневшую спину, поглядел на стеллаж с поющими шкатулками. Он был не стар и не молод, а как говорили его родичи — в самом расцвете сил. Да и внешность у него была — одно загляденье, по крайней мере, местные троллины мечтали захомутать Лавво в мужья который год. Мутно-зеленые глаза торчали навыкат, огромный распухший нос глядел картофелиной, в щели рта роились крупные, острые зубы, по коричневатой сморщенной коже вились побеги липких лишаев, густые волосы лежали на плечах спутанными водорослями, из правого уха росло деревце, покрытое ядовито-зеленым мхом. Его голос звенел скрежетом эльфийского клинка о кости желтых великанов Шар-Рахри, а смех выл волчьим ревом, вплетенным в северные ветра Драконовых гор.

Надо сказать, мостовые тролли сильно отличались от своих свирепых собратьев, рожденных чревом Роковых Скал. Те питались камнями и сырым эльфийским мясом, были тупоголовы и вонючи; больше всего на свете они страшились палящего солнца и от того всегда прятались под броней. Не походили мостовики и на низких трусливых троллей из пещер и гротов Алых Хребтов; эти либо вступали в ряды наемных войск и резали, жгли и крушили, либо тряслись над сундуками с тоннами солнечных рубинов, дымчатых опалов, кровавых гранатов, лазурных сапфиров, натасканных со всех уголков равнины Трион. Здешние тролли не боялись солнечных лучей, не питались сырой плотью и не терпели беспорядка, а еще их злые, скупые сердца боготворили деньги и развратную любовь.

Лавво перевел взгляд алчущих глаз на полки, заставленные свитками и рукописями. По кипам полуистлевших книг бегал пузатый таракан с глянцевым брюшком. Стопка старинных манускриптов блестела толстым слоем пыли, шурша краями, как листья на сквозняке. В ворохе пожелтевших страниц, вырванных из фолиантов ведьм, устроил гнездо волосатый паук с сомном горящих глаз-бусинок.

Переводчик поскреб нос мизинцем. В юности он горел жаждой знаний, мечтал изучить все семь языков равнины Трион и расшифровать девятнадцать мертвых диалектов, что расцветали, благоухали и увядали сто тысяч Эпох под неусыпным оком Всевидящего. Как только ему исполнилось восемнадцать троллевых лет, он кинулся в Языковую Академию, расположенную в квартале Одноглазых Мудрецов, а через пять лет уже поступил на службу при дворе владыки Гиль'Гекка в качестве королевского переводчика. Один неверный перевод с поганого драконьего наречия алати-даур поставил жирный крест на его блестящем будущем.

Снаружи разлился пронзительный звук паровозного гудка, по рельсам загремели колеса, послышалось густое шипение пара, испускаемого чугунной трубой, и Лавво встрепенулся. После визга свистка состав остановился и его каморку тряхануло: стол подпрыгнул, лампа плюнула фонтаном белых брызг, а стальная чернильница в форме слона, блеснув глазами из бирюзы, опрокинулась. По зеркальной столешнице потекла маслянистая лужа с сильным ароматом мускуса. Переводчик прорычал проклятье в округлое оконце, врезанное в середину потолка и, сорвав желтый шерстяной шарф, кинулся промокать чернила.

Его уши наполнил шум рявкающих глоток. Но крик смотрителя станции перекрыл их всех:

— Отправление через минуту! Торопитесь! Торопитесь!

Тролль вскочил и топнул ногой — вот невезуха, испортил любимый шарф, подарок покойной сестрицы Литиссы.

Темные стены дохнули пылью и клочками ватного мха — новый оглушающий свист пронзил его голову эльфийской стрелой; загремели механизмы, застучали колеса и состав помчался по рельсам в гудящую даль. Жить в квартале Зловонный Оазис близ вокзала Пяти Перекрестков — удовольствие не из приятных, но он поселился здесь, чтобы всегда быть на передовой, ведь каждую неделю получал бесценные посылки с севера.

Лавво перекусил перо и бросил в тлеющую жаровню, пыхтевшую справа алым солнцем. Зашипело. Три кудрявых завитка взмыли под высокий потолок, затянутый гниющим ковром бурового эпифита. Пахнуло гнилью болот и тролль оскалился. Мечты юности — глупость, о которые он теперь вытирал ноги. Больше того — он давно о них не вспоминал.

Обогнув стол и сдвинув горящую лампу на середину (на случай если снова тряхнет), Лавво вышел на узенький балкончик с железными перилами, оплетенными плющом. По морщинистой коже скатился пласт паровозного дыма; ноздри защекотали запахи чугуна, пропитки шпал и угольной пыли. Где-то там свистел смотритель; по перронам катились колесики разномастных тележек. Переводчик обвалил тощее тельце на «плющ» и оглядел свое королевство. С высоты седьмого этажа оно казалось ему творением хитроумного паука-сталелитейщика.

В центре — высокая серая башня владыки Брегентуса, а вокруг разноцветная паутина Троллевого рынка, запруженная домиками, колдовскими лавками, борделями, цирюльнями, питейными, кузнями, винными и другими жизненно важными заведения бездушной державы. Дальше чернели сотни дымящихся труб; вместо луны — синяя копоть и туман, вместо звезд — вечный бурлящий шторм, вместо свежести — мутный ветер из грязи и монотонный скрип стальных канатов и тросов. И так столетие за столетием.

На залитый светом перрон поднялся сгорбленный тролль, опирающийся на два костыля. У него было сухое морщинистое лицо, сальные белые волосы, потрепанная золотая мантия с эмблемой пылающего на ладони огня. Лавво склацнул рот, потому как узнал в нем мастера Картикуса, алхимика из квартала Мертвых Звезд. Послышались долгий гудок, мерный стук колес и шипение пара. Из дымной завесы вылетел состав и озарил станцию визжащим сигналом.

— Опять поехал к любовнице, — пробубнил Лавво, наблюдая, как ветхий алхимик внезапно отбросил костыли, распрямил спину и вскочил в вагон, поражая ловкостью и прытью. Он похихикал. — Езжай, езжай, старый обманщик. Все давно знают — никакой ты не умирающий доходяга.

— Остановка одна минута… — долетело эхо смотрителя, — не задерживаемся, проходим…

Лавво глянул на станционные часы, гремевшие винтиками и шестеренками, и недовольно оттолкнул горшок с кактусом. Близилась полночь, посыльный запаздывал, а у него, как нарочно, куча заказов. Если паршивый мальчишка задержится еще на час — он не успеет разнести их в срок и это сильно повредит его безупречной репутации.

Расставшись с ремеслом королевского толмача, он нашел призвание в искусстве торговли. Его имя гремело на весь Троллевый рынок, о нем шептались по углам Темных Аллей, ему посвящали лунные сонаты, а в уличных похабных песнях называли Торговцем иллюзиями, Купцом сна, Продавцом грез. И были совершенно правы. Он научился оживлять сказки и дарить всем страждущим неземное наслаждение. Вернее, не он сам, а его чудодейственные кристаллы. Их доставляли с ледяных и мрачных, как сердце тьмы, вершин Серебристых гор Аред Вендел, а вернее с трех безмолвных Пиков: Танахин, Тэйра, Тро. И всякий раз, припадая к своему «сокровищу» тролль трепетал, ибо кристаллы, горевшие ярче звездного света на воде, переполняли его жадное сердце радостью скорой наживы.