Книга Нова. Да, и Гоморра - Сэмюэл Дилэни

— Не надо ссориться, — продолжал поп. — Сегодня День святой Варвары…

— Нечего тут пачкать Ее словом, которое могут произнести мужчины, — презрительно ответила женщина и засмеялась дребезжащим смехом. — Нечего тут делать из Нее вашу святую, рабыню вашего слабосильного божка, который сумел умереть и воскреснуть всего один раз. Это Ее день, день Земли, которая была священна для гончаров, и для пахарей, и для горняков еще до того, как ваш слабак пришел умереть в свой черед, как умирали до него другие боги и как будут умирать другие боги потом, в то время как Она царствует всегда.

— Дочь моя…

Тут женщина топнула, плюнула, и все, включая самого попа, так и подпрыгнули на месте. В то же мгновение небо раскололось и обрушилось в море. Поп упал на колени и закрыл лицо руками. Кто-то вопил, сердце Спиро билось так медленно и натужно, что в груди ныло и кружилась голова. Потемнело, хлынул ливень. Когда Спиро стер с лица воду, он увидел, что все женщины пастухов танцуют. Из других домов сбегались рыбаки и горняки, на их лицах мелькало то восхищение, то страх. Мужчины тычками гнали жен, сестер и дочерей прочь, чтобы они не увидели и не заучили запретные движения и ритмы, а потом бежали по грязи обратно, чтобы самим не пропустить, посмотреть и послушать все это. Они толкались, теснились, где-то завязалась драка. Паносу пришлось три раза дернуть Спиро за руку, чтобы тот закрыл изумленный рот и посмотрел на брата.

— Пиопа! Где Пиопа?!

Спиро помотал головой:

— Не знаю…

— Ради Кириоса Иисуса, найди Пиопу, пока не…

Удар грома заглушил его последние слова, и Панос тут же исчез во тьме.

Спиро побежал в другую сторону. Он увидел сестру во вспышке молнии. Платок сдуло, волосы плескали на ветру. Он схватил сестру за руку… и на него глянули серые глаза совершенно чужой женщины!

В раковине ее уха, во впадине скуластой щеки, в уголках рта метались слабые отсветы из окна. Дождь хлестал. Спиро пытался вырваться, но пастушья женщина ухватила его другой рукой и, прижавшись к нему, не то зашипела, не то запела на том странном говоре, который разом мелодия и смех:

— Пойдем со мной, грек. Ложись спиной на мокрую землю, а я сяду верхом, и мы поскачем туда, куда не доскачешь на лошади…

Спиро вырвался и побежал. Дождь хлестал по лицу, заливал; он поперхнулся и принялся кашлять. В доме было не спрятаться: там и так было тесно, и вдобавок все что-то кричали. Он долго стоял, скрючившись под нависающей кровлей, с которой капало на спину; потом его напугали какие-то громкие звуки, доносившиеся сквозь шум дождя, и он снова побежал и наконец очутился на дороге, ведущей в Адамас.

Молния на мгновение осветила скалу, а возле нее, шагах в двадцати, бредущую сквозь дождь знакомую фигуру.

— Панос!

Спиро догнал брата и схватил за плечи. Панос обернулся. Спиро уткнулся лицом в его мокрый свитер. И тут же отпрянул.

Вся спина Паноса была облеплена грязью, таким толстым слоем, что ее не смыло даже нынешним ливнем. Спиро провел рукой по голове брата. Спереди было чисто, волосы мокрые и гладкие, но затылок тоже был в земле. Панос сердито вырвался и пошел вперед. Спиро поплелся за ним, грязной рукой вытирая с глаз дождевую воду.

— Панос, что же это такое…

Пиопа вернулась домой только наутро, когда все еще лил дождь. Вся грязная, совершенно без сил, она тут же слегла и провалялась в жару целую неделю. Месяца через три Паниотис дал денег Мариасу, однорукому плотнику — руку ему год назад оторвало лебедкой на грузовом судне, и поэтому он теперь работал только вторым номером, — так вот, Паниотис заплатил ему пять тысяч драхм, чтобы он женился на Пиопе; а сверх того, Спиро целый месяц отрабатывал в новом доме сестры под началом вечно недовольного и раздражительного Мариаса.

Все время, пока шли приготовления к свадьбе, Пиопа плакала, а однажды разбила свои ракушки и убежала в горы, где с ней случилось что-то нехорошее: когда через трое суток она вернулась, лицо у нее было исцарапано, но не ежевикой, потому что царапины шли по щекам параллельно. Рассказывать, что произошло, она отказалась наотрез. Другой отец или брат выгнал бы ее из дома, но Панос не произнес ни слова.

В старом Милосском заливе лениво плескалась вода, прогоняя по камню под ногой Спиро струйку песка. Спиро смотрел туда, где спит Она. Страх и горе сжимали ему горло. И чтобы горе ослабело, надо было избавиться от страха.

Он резко стянул свитер через голову, выдернул руки из рукавов. Скинул штаны и бросил поверх свитера. Набрал побольше воздуха в легкие, нагнулся и прыгнул.

Холодная вода обожгла его. Впрочем, в зимнем Эгейском море он согрелся быстро: на глубине даже в декабре хоронилось лето. Прошло больше минуты, грудь болела, толща воды давила на глаза и уши, а он все не выныривал. Вот он увидел перед собой размытые очертания голубоватой скалы и резко свернул в сторону. Наверху что-то упало в воду и в облаке серебристых пузырьков устремилось вниз, прямо к нему.

И тут же он увидел прямо перед собой каменную фигуру. Она выступала из-за скалы; в двух местах Ее пересекали темные трещины; руки были обвиты резными змеями и опутаны водорослями. Водоросли зеленой бородой лежали на Ее лице, наполовину пряча раскрытый рот, колыхались над Ее глазами. Плечи поблескивали черными и серыми пятнами. Она была очень близко, футах в десяти. Он хотел увернуться от Нее, но она уже закинула к нему свой невод. И когда невод окружил его со всех сторон, Спиро понял, что Она не спит! О нет, Она вовсе не спит! Он нырнул еще глубже в холодное течение.

Фигура над ним — живая женщина, понял он внезапно — настигла его, протянула руку сквозь путаницу сети, схватила его за кисть. И сеть порвалась.

Когда они плыли наверх, Спиро обернулся и увидел, что в каменных руках есть еще сети, много сетей. Все сети, утерянные за годы рыбаками, посмевшими зайти в Ее воды, колыхались вокруг Ее огромных острых черных грудей.

А живая женщина все тащила его за руку; из носа Спиро стал выходить воздух, пузырьки щекотали веки. Он замолотил ногами и теперь уже сам тащил ее наверх, пока они не потеряли друг друга под водой. Он вынырнул наконец на воздух; бешено пульсирующая кровь бросилась в голову и ослепила его; мгновение казалось, что сейчас его стошнит.

Она барахталась рядом. Спиро длинными гребками поплыл к берегу, пока больно не ударился о скалу. Волны плескали в лицо, ему было трудно держать голову. Женщина — наверное, сильная, из пастухов, — пробыла под водой раза в два меньше, чем он. Спиро слышал, как ее ладони зашлепали по скале, потом раздался всплеск, затем снова шлепки — это она выбралась на камень. Он откинул со лба мокрые волосы и посмотрел вверх.

На камне, широко открыв глаза, сидела голая Катина; черная коса лежала меж грудей, завиваясь колечками на конце. Кожа вокруг коричневых сморщившихся сосков была в пупырышках от холода. Катина судорожно дышала, и в такт дыханию на животе под мокрой косой появлялась и исчезала складка.