Книга Мечи Дня и Ночи - Дэвид Геммел

Чуть позади следовали посол Унваллис, прославленный воин Декадо и пятнадцать всадников Вечной Гвардии в черной с серебром броне. Двадцать джиамадов замыкали колонну.

Унваллис был уже немолод и терпеть не мог, когда его посылали в отдаленные земли и поселения. С годами он все больше привязывался к своему дворцу в Диранане. В свое время он охотно занимался интригами и политикой, но тогда он был моложе, Эта последняя война истощила его честолюбие и подорвала его силы. Он взглянул на молодого красавца, едущего рядом на белом коне. Точь-в-точь он сам в былые годы: честолюбив, беспощаден, полон желания выдвинуться. Унваллис ненавидел его за силу и молодость, но хорошо скрывал свою ненависть. Декадо не потерпит врагов рядом с собой — кроме того, он последний фаворит Вечной. Впрочем, если не считать всего этого, спутник он интересный. Он остроумен, ему присущ суховатый и резкий юмор — но теперь, как при всяком приступе головной боли, ему не до того. Унваллис снова бросил на него взгляд. Декадо, неестественно бледный, страдальчески щурился. Унваллису самому за свою долгую жизнь доводилось мучиться мигренями, но ничто не могло сравниться с тем, что терпел этот молодой человек. На прошлой неделе он упал в обморок во дворце, и из ушей у него потекла кровь. Унваллис вздрогнул, вспомнив об этом. Мемнон дал Декадо сильный наркотик, но даже это не помогло, и Декадо криком кричал три дня, лежа в затемненной комнате.

— Далеко ли еще? — спросил молодой воин.

— Через час мы должны уже встретиться с посланными Ландиса. Он непременно вышлет кого-нибудь нам навстречу.

— Почему бы нам попросту не привести с собой полк и не занять это треклятое княжество?

— Ландис Кан служил Вечной много жизней. Она хочет, чтобы ему было позволено заново подтвердить свою верность.

— Он создает джиамадов. Одно это делает его изменником.

— Создание джиамадов было его обязанностью и его призванием, — вздохнул Унваллис. — Вечная это понимает. Вряд ли следовало ожидать, что здесь, на покое, он станет выращивать овощи.

— Итак, ты предложишь ему заново принести присягу?

— Это входит в нашу миссию.

— Помимо розысков давно умершего героя, — со смехом добавил Декадо. — Единственного и неповторимого. Что за чушь!

«Так-так, — подумал Унваллис. — Любопытно. Ты ревнуешь к человеку, умершему тысячу лет назад».

— Что ж, фигура преинтересная, — невинно сказал он, зная, как раздражают Декадо разговоры о Скилганноне. — Говорят, что в поединке на мечах против него никто не мог выстоять. Даже в зрелые годы он был смертельно опасен.

— Так говорят обо всех легендарных героях, — бросил Декадо, потирая глаза.

— Это верно, но и сама Вечная подтверждает, что ему не было равных.

— Насколько я знаю, он убил нескольких примитивных джиамадов и выиграл пару-тройку битв. Это еще не делает его богом, Унваллис. Не сомневаюсь, что он был хорошим бойцом, но я бы его побил. Видел ты кого-нибудь, чье мастерство могло бы сравниться с моим?

— Не видел, — признал Унваллис. — Ты стоишь особняком, Декадо — как, впрочем, и твое оружие. — Он посмотрел за спину воина, где висели общие ножны с двумя мечами. — Вряд ли сейчас на всем свете найдется равный тебе противник.

— Ни сейчас, ни когда-либо после.

— Будем надеяться, что ты прав. — Юность всегда самонадеянна, подумал Унваллис. Она не верит, что когда-нибудь старость отнимет у нее все. Сохранишь ли ты свою веру лет через двадцать, Декадо? Или через тридцать, когда твои мышцы высохнут, а суставы поразит ревматизм? Впрочем, если ты к тому времени еще не надоешь Вечной, она может продлить тебе жизнь. Как делала это для меня на протяжении нескольких десятилетий. Продление молодости — чудеснейший дар. Жаль, что это понимаешь далеко не сразу, а лишь тогда, когда твоя молодость начинает увядать.

С ним это произошло, когда он перестал быть для Вечной любовником и стал... кем же? Другом? Но у Вечной друзей нет. Кем же тогда? Приходится, как ни печально, признаться, что он сделался всего лишь одним из ее приближенных, слугой, рабом ее капризов. Но жаловаться ему, по правде сказать, не на что. В мире, опустошенном войной и мором, у него есть свой дворец, свои слуги, а его богатства хватило бы на несколько жизней. Вот только этих жизней у него впереди больше нет. Он — девяностолетний старец в теле пятидесятилетнего мужчины. «Что-то будет с тобой, Декадо, когда она бросит тебя?»

Некоторое время спустя всадник, ехавший впереди, подал голос.

Из-под деревьев на дорогу вышли двое джиамадов. Унваллис подъехал к ним. Оба были итогом весьма примитивного смешения, скорее всего с волками. У Ландиса Кана, видимо, недостает механики, чтобы усовершенствовать процесс.

— Я Унваллис, — назвался посол. — Господин Ландис Кан ждет меня.

— Без солдат, — сказал джиамад, с трудом ворочая языком. — Вы едете. Они остаются.

Унваллис ожидал этого, но молодой Декадо взъярился. Тронув вперед коня, он выхватил из ножен у себя за плечами один из мечей. Тогда из леса вышли еще джиамады — вдвое больше, чем в охране Унваллиса. Чувствуя, что ситуация накалилась, Унваллис сказал:

— Солдаты будут ждать здесь. Мыс моим спутником едем к господину Ландису Кану.

— Это нестерпимо, — процедил Декадо.

— Нет, друг мой, это всего лишь легкое неудобство. Мы вернемся завтра, — обернувшись, сказал Унваллис гвардейскому капитану. — Я распоряжусь, чтобы вам прислали поесть.

Рядом с молчащим Декадо он проследовал мимо джиамадов. И без слов ясно, о чем тот думает. Их охрана, даже будучи в меньшинстве, могла бы победить этих незамысловатых зверолюдов. У Вечной джиамады крупнее, сильнее и куда совершеннее созданий Ландиса Кана. Декадо — воин, он побывал во многих сражениях и прост по натуре, как все военные. Видишь врага — убей его. Он мало что смыслит в интригах, ему не понять, что врагов можно превратить в друзей или же усыпить их бдительность, чтобы после расправиться с ними. Ландис Кан, по мнению Декадо, — небольшая угроза, и его легко раздавить. Между тем это значило бы совершить оплошность. Война сейчас находится в состоянии идеального равновесия. Вечная имеет перевес по эту сторону океана и, если не случится чего-нибудь непредвиденного, должна уже в этом году одержать окончательную победу. Это позволит ей в будущем году предпринять вторжение за море, на восток, а год спустя и там добиться полной победы. Но если начать восточный поход сейчас, на этом берегу останется недостаточно. Это делает Ландиса Кана важной фигурой. Если Вечная двинет свои полки на Ландиса и его джиамадов, это ускорит ее победу здесь, но замедлит вторжение на восток, а задержка позволит врагу собраться с силами. Равновесие будет нарушено.

Ландиса Кана надо смирить без лишних затрат сил и времени.

Между двумя высокими скалами построили новую стену футов двадцати высотой, с крепкими бронзовыми воротами в середине. Когда путники подъехали ближе, ворота открылись, и им навстречу выехал всадник.