Книга Вернуться живым - Карина Хэлли

Я забрался в кровать, прижался к Перри и накрылся одеялом с головой. Я не спал, пока на небе не стал виднеться рассвет.

* * *

— Выглядишь уставшим, — сказала мне Перри, машина тряслась на шоссе.

Я хмуро посмотрел на нее и прижал к себе.

— Спасибо. А если я скажу, что ты выглядишь уставшей?

— Это так?

Я покачал головой и поцеловал ее в лоб.

— Нет, ты прекрасна и желанна как всегда.

Водитель посмотрел на меня в зеркало, я только улыбнулся ему. Мы ехали в аэропорт, Максимус не медлил со съемками. Я едва успел уговорить Ребекку снова посмотреть за Жирным Кроликом.

Мы направлялись в Новый Орлеан. Честно говоря, я был рад, ведь ни разу там и в Луизиане не был. К сожалению, Максимус был оттуда, знал место, так что нам с Перри не придется почти ничего говорить.

Максимус сказал нам, что Новый Орлеан утопал в домах и поместьях с призраками, это знал даже я. Но он сказал, что там было старое поместье, которое затопило во время урагана Картина. И с тех пор уровень сверхъестественной активности там зашкаливал. Там уже побывало несколько охотников на призраков, но они не смогли найти большее, чем необычные сферы и холодные точки, но он решил, что с нашими «способностями» мы справимся лучше. Он сказал, что у него был знакомый в Новом Орлеане, который поможет нам найти что-то, достойное съемок, даже если дом развалится. Это означало, что мы пробудем там втроем, пока не снимем то, что годится для шоу.

— Я вроде слышала тебя прошлой ночью, — сказала Перри, возвращая меня в реальность. — Когда я посмотрела на телефон, было четыре утра, а тебя не было в кровати. Что ты делал?

Я застыл, кровь, вены и все остальное стало льдом.

— Что? — спросил я, едва произнося слова. — Что… меня не было в кровати до четырех?

— Может, дольше. Тогда я уснула, — сказала она.

Я потер лицо, сжал подбородок. Что? Я встал в три, я пробыл в туалете не больше двух минут… да?

— Что ты делал? — повторила она.

— Я, кхм, не мог спать. Смотрел телевизор с Толстяком. Рекламу.

Она подняла голову и разглядывала меня. Знаю, я звучал как кто-то из фильма ужасов, когда было понятно, что что-то не так, а человек глупо говорил: «Я в порядке», хоть это не так. Я знал, что там происходило, но не удержался.

— Малыш, — сказал я ей. — Я в порядке. Просто не мог спать. Порой у меня бывает бессонница. Привыкай. Просто привычка, как у тебя, когда ты ставишь пустые пачки от молока в холодильник.

Забавно, что я смог рассказать ей, что видел мать в мотеле. Но теперь, если бы я рассказал ей, я разворошил бы то, что хотел отпустить. Мама хотела внимания, как и всегда. Я не дам ей этого. Она будет моим секретом, пока я могу его хранить.

Впрочем, я видел, что Перри не поверила мне. Я видел сомнение в ее глазах, но и уважение, что было там со дня нашей встречи. Перри уже узнала много моих ужасных тайн, она улавливала, что не так. Она была ужасно восприимчивой.

— Ладно, — сказала она и прижалась к спинке сидения, не заметив подколку про пачки от молока. А это серьезно раздражало.

Мы прибыли чуть раньше, надеясь опередить Максимуса и сесть друг с другом вдали от него, но рыжий засранец уже был там и ждал нас с багажом в руке.

— Вы вовремя, я уже переживал, — серьезно сказал он.

— Еще девяносто минут до полета, — возразил я.

Он пожал плечами, я захотел ударить его по коленям. Поездка будет адски долгой.

Он вручил нам билеты.

— Не переживай.

Я посмотрел на билет. Место с краю. Я забрал билет из рук Перри и посмотрел на него. У окна.

— Зараза — сказал я. — Где ты будешь сидеть?

Он улыбнулся.

— Я же в команде. Среднее место. Между вами.

Точно. Он все задумал заранее.

— Как продумано, — сказала Перри с презрением во взгляде. Она посмотрела на меня и вздохнула. — Ладно, пройдем через регистрацию, чтобы не переживать.

У меня было много неловких моментов в жизни, но чаще всего они мне нравились. Не знаю, значило ли это, что я социопат, но я не смущался, когда стоило. А потом мне было не по себе от веса невысказанных слов, особенно рядом с Перри. С Максимусом и с ней было так же. С ним здесь казалось, что яркий прожектор озарял каждое мое движение, каждый стакан в баре перед полетом (ничего плохого в алкоголе после 11 утра не было) или журнал в лавке сувениров, каждый мой взгляд на Перри. Казалось, все это видели все, но я не знал, почему.

Полет был еще хуже. Я хотел сесть быстрее Максимуса и занять место по центру рядом с Перри, но козел был быстрее, протиснулся мимо нас, когда пришло время посадки. Он будто был круче нас. Пока мы добрались до своих мест, он уже был на своем, нахально глядя на нас.

— Может, подвинешься, чтобы я добралась до своего места? — спросила Перри, запихав вещи на полку над головой.

— Ты можешь протиснуться, — сказал он, играя бровями и намекая, что ее попа прижмется к его веснушчатым коленям.

— Фу, — возмутилась она и протиснулась мимо него. Я смотрел на него, бросая ему вызов. Плевать, если меня выкинут из самолета, я устрою сцену, если он ее тронет.

Он смотрел на меня, даже чуть вжался в сидение, пропуская ее.

— Теперь ты, — сказал я и похлопал по сидению с края. — Садись здесь, чтобы я сидел с Перри.

Он покачал головой.

— Это мое место.

— Да, да, как в команде. Но я хотел бы сидеть в центре, так что двигайся, — я помахал на него, чтобы он спешил.

— Декс, сядь уже, — он кивнул на самолет. — Людям тоже нужно на свои места.

Да, я перекрыл проход для людей, и пассажиры самолета не были этому рады. Пока люди были в этом тюбике с крыльями, их границы терпения резко менялись. Женщина с ребенком за мной была уже красной, вена пульсировала на ее недовольном лице.

— Ладно, выбора нет, — сказал я, ни к кому не обращаясь. Я подвинулся к крайнему сидению. Я опустился прямо на колено рыжего гада.

— Что ты творишь? — завопил он, пытаясь снять меня с себя, но я давил сильнее, упершись ногой в сидение перед собой, а другой — в подлокотник крайнего сидения.

Пассажиры в проходе странно на нас поглядывали, словно мы с Максимусом занимались пошлостями в одежде.

— Декс, слезь с меня, — пропыхтел Максимус мне на ухо.

— О, да, тебе ведь это нравится, — улыбался я. Я знал, что проверяю его южную чувствительность: бедняга не мог стерпеть ничего гомоэротического.

— Проблемы? — появилась стюардесса. Она едва скрывала отвращение на лице или из-за моего детского поведения, или из-за того, как мы выглядели. Или ее пучок был стянут слишком сильно и искажал черты ее лица.