Книга Проклятие семьи Пальмизано - Рафел Надал

В это время в другом углу комнаты Джованна примеряла голубые лаковые туфельки, не замечая, что кроме них Бефана тоже принесла ей нечто особенное. Бабушка указала девочке на сверток в золотой бумаге – это оказалось роскошное издание «Красной Шапочки». В середине книги открывалась картонная раскладушка, изображавшая домик лесоруба и фигурки всех персонажей сказки; за деревьями прятался серый волк, угрожая Красной Шапочке и ее бабушке.

– Это мы с тобой, – сказала бабушка.

Увидев фигурку с длинными косами и в красном плаще, Джованна забыла о туфельках и бросилась на шею бабушке, которая зарделась, как шапочка героини.

Остаток зимы пролетел без происшествий, а весной, когда сад вокруг палаццо снова зацвел и бабушкины подданные раздали белые букеты всем окрестным церквям, Джованна и Витантонио снова были готовы к конфирмации.

Конфирмация состоялась во второй четверг июня, в праздник Тела Христова, в соборе Бари – бабушка хотела компенсировать год задержки торжественностью церемонии и воспользовалась связями отца Феличе, чтобы перенести ее в столицу региона. Накануне события дети ночевали в палаццо. Бабушка хотела сама не спеша подготовить их и одеть в наряды, заново сшитые на заказ. Когда утром Доната вышла из дома, самые ранние прихожане были уже в церкви Святой Анны на восьмичасовой службе, так что она никого не встретила на пустынных улицах Беллоротондо. Всю неделю дула трамонтана[19], и теперь небо было высоким и ясным, как любила Доната. Наверняка это были последние мягкие дни, скоро жаркие южные ветры невыносимо раскалят воздух.

Джованна уже ждала ее на лестнице в белом кисейном платье, в белых перчатках и с тончайшим белым покрывалом на пышных черных волосах, которые девочка унаследовала от матери. На белом выделялись два цветных пятна: розовый пояс обхватывал талию Джованны, а в руках она осторожно держала розовые четки. Лаковые туфельки и гольфы были белоснежные, как и платье.

– Моя принцесса! – воскликнула Доната, подхватывая девочку и крепко прижимая ее к себе.

Взявшись за руки, они поднялись на второй этаж, где бабушка как раз завязывала галстук Витантонио. Он был в пиджаке, вязаном темно-синем джемпере и таких же шортах и в белой рубашке. Перчатки, носки, ботинки и платок, выглядывавший из кармана пиджака, тоже были белыми. Бабушка причесала его на пробор. Когда Витантонио повернулся, Доната едва смогла сдержать крик, рвущийся из глубин ее души:

– Santo Dio, Vito![20]

Витантонио был точной, хотя и в миниатюре, копией Вито Оронцо Пальмизано. В пиджаке и галстуке он один в один походил на отца на свадебном снимке, который молодожены успели сделать на бегу в то утро, когда Вито Оронцо отправлялся на войну. Любому было бы достаточно одного взгляда на эту фотографию, висевшую в рамке в гостиной дома на площади Санта-Анна, чтобы заметить это.

Месса в соборе Сан-Сабино, которую служил архиепископ Бари, растянулась почти на три часа. Более трехсот детей выстроились рядами – два ряда мальчиков и два ряда девочек – у основания боковых колонн и в центральном проходе романской базилики. Начертав каждому ребенку миром крест на лбу, архиепископ Кури почувствовал, что правая рука у него онемела и заныл большой палец. За каждым ребенком следовали восприемники, чтобы отереть миро платком, который тут же повязывался ребенку вокруг головы, чтобы до конца дня напоминать о конфирмации. Бабушка всю мессу простояла позади Джованны, своей крестницы. Отец Феличе, крестный Витантонио, также стоял рядом с крестником с другой стороны базилики. Ни Джованне, ни Витантонио не было надобности вслушиваться в наставления, которые архиепископ давал детям и крестным, поскольку они знали наизусть катехизис Пия X, вдохновивший оратора: «У царей есть воины, которые защищают и возвеличивают царство. Их всегда избирают из самых сильных и смелых молодых людей. Так же и у Господа есть воины. Принимая конфирмацию, вы совершенствуетесь в христианстве и становитесь воинами Христовыми. О великая честь – служить Царю Небесному!»

Они вышли из собора Сан-Сабино, умирая от голода, но, прежде чем отправиться в гостиницу, где был заказан банкет, нужно было еще сфотографироваться вместе с другими детьми на площади. Торжественный обед по прихоти Анджелы Конвертини, не желавшей ждать два часа до возвращения в Беллоротондо, чтобы сесть за стол в палаццо, как предписывала традиция, был накрыт в Бари, в отеле «Орьенте» на Корсо-Кавур.

За столом тетя сидела на почетном месте справа от бабушки, что окончательно подтверждало ее статус члена семьи. Она глядела на Витантонио с едва скрываемой материнской гордостью, но не обделяла вниманием и Джованну, которая росла, казалось, не по дням, а по часам. Доната тосковала по тем временам, когда они с Франческой по очереди давали малышам грудь. Бабушка иногда искоса посматривала на нее и улыбалась, и если бы тетя могла угадать, о чем та думает, то очень удивилась бы: несмотря на различия в отношении к дисциплине, старая синьора Конвертини была как никогда рада, что согласилась с волей невестки и позволила Донате Пальмизано воспитывать детей, которыми обе сейчас так гордились.

Когда подали десерт, бабушка постучала ножом по бокалу, желая привлечь внимание гостей, чтобы произнести тост:

– Сегодня вы стали совсем взрослыми, и пора задуматься о будущем. Мы с Донатой решили, что со следующего года вы будете учиться в Бари. – Подняв бокал, бабушка провозгласила: – За моих внуков! За детей моего дорогого Антонио, царствие ему небесное!

Она поднесла бокал к губам и выпила. Все последовали ее примеру. Глаза у нее и у тети были одинаково блестящие. Дядья подозвали племянников и вручили им подарки: медальоны, катехизисы с инкрустированными перламутром обложками, иллюстрированные книжки по Священной истории, запонки для мальчика, сережки и диадему для девочки. Последней детей подозвала бабушка и торжественно надела им на запястья часы.

После обеда они выехали из Бари, шоссе шло вдоль моря. За рулем была бабушка, водившая машину лучше любого мужчины в семье. Недалеко от Полиньяно-а-Маре, когда она уже сворачивала на дорогу, уводившую от моря в сторону Кастелланы и Фазано, бабушка вдруг резко затормозила и воскликнула:

– Господи Боже!

Пассажиры уставились на нее в испуге и недоумении.

– Матерь Божья, какие цветы! – снова воскликнула бабушка. Никто еще не видел ее в таком возбуждении. – Перелезьте через забор и оторвите мне пару ростков этих гераней, – приказала она Витантонио и Франко, ехавшему на обратном пути вместе с ними.

Бабушка остановилась перед домиком с крохотным садом, с трудом укрывавшимся в тени корявого высохшего эвкалипта у самого въезда в деревню, поблизости от нового курорта, успешно открытого недавно несколькими состоятельными семьями из Бари. Три ступеньки вели на крошечную террасу с белой балюстрадой. Фасад тоже был беленым, как и два узких и длинных ящика для цветов под окнами. В одном пестрели розовые, пурпурные, бордовые герани. Герань в другом ящике склоняла до земли нежные побеги, усыпанные ярко-красными, как кардинальский плащ, цветами. Без сомнения, на всем адриатическом побережье не было ничего подобного.