Книга Прикосновение полуночи - Лорел Гамильтон

– Да, моя королева, – подтвердил Дойл.

– Он заснял преступление?

– Возможно, – сказал Дойл.

– Нам нужно послать пленку на проявку, – добавилая.

– Что, никто из фейри ее проявить не может?

– Нет, моя королева.

– Что еще нашли на этом репортере?

– Мы не обыскивали тело, – сказала я.

– Почему?! – спросила она, и в голосе сновапроступил почти истерический гнев.

Я сглотнула и сделала медленный вдох. Сейчас или никогда.Рука Дойла сжала мне локоть, словно предупреждая: "Не надо". Но еслия когда-нибудь стану королевой, Андаис придется уступить мне свое место. Онабессмертна, а я нет, так что она все равно останется при дворе. Мне нужно былоуже сейчас обозначить какие-то рамки будущих отношений, или я так и не станукоролевой по-настоящему. Никогда не буду по-настоящему свободна от ее гнева.

– На теле есть улики, которые сможет найти командаспециалистов. Чем меньше мы будем его трогать, тем лучше ученые сделают своюработу.

– Что это ты лепечешь, Мередит?

Дойл крепче сжал мне руку.

– Ты помнишь, что ты мне сказала, когда убили моегоотца?

Она остановилась и посмотрела на меня. Глаза былинастороженными.

– Я многое тогда говорила.

– Ты сказала, что не пустишь полицию в холмы фейри. Чтоникто не станет говорить с полицейскими или отвечать на их вопросы, потому чтомы найдем убийц с помощью магии.

Она застыла на месте и вперилась в меня злым взглядом, ноответила:

– Я помню эти слова.

– Магия потерпела неудачу, потому что убийцы владели еюне хуже или даже лучше тех, кто накладывал чары на раны и тело.

Она кивнула.

– Я давно думаю о том, что кто-то из этой улыбающейся,льстивой толпы моих придворных – убийца моего брата. Я это знаю, Мередит, и дляменя непрекращающаяся пытка, что эта смерть осталась безнаказанной.

– Как и для меня, – отозвалась я. – Я хочураскрыть эти убийства, тетя Андаис. Я хочу, чтобы убийца или убийцы былипойманы и наказаны. Я хочу показать прессе, что при Неблагом Дворе существуетправосудие и что мы не боимся нового знания и новых путей.

– Опять ничего не понимаю, – буркнула она,скрестив руки под тугими маленькими грудями.

– Я хочу связаться с полицией и вызвать командукриминалистов.

– Кого?

– Ученых, которые специализируются на помощи в раскрытиипреступлений в человеческом мире.

Она покачала головой.

– Я не хочу, чтобы здесь слонялась человеческаяполиция.

– Как и я, но нам нужно только несколько человек. Ровностолько, чтобы собрать улики. Все сидхе – титулованные персоны, все имеютдипломатический иммунитет, так что формально мы можем диктовать, до какогопредела мы позволим полицейское вмешательство.

– И ты думаешь, что так мы сможем поймать того, кто всенатворил?

– Да. – Я чуть отступила от Дойла, так что большене льнула к нему. – Тот, кто это сделал, заботился о магическомпреследовании, но ему не могло прийти в голову, что мы используем в земле фейридостижения современной криминалистики. Он не готовился к такому, да в общем, они не мог себя защитить от такого. Во всяком случае, не абсолютно.

– Что ты имеешь в виду – не абсолютно?

– Мы все, даже сидхе, оставляем клетки кожи, волосы,слюну; все это можно использовать, чтобы выследить человека. Наука можетвоспользоваться частичками, которые меньше тех, что нужны для заклинания. Непрядью волос, а корнем одного волоска. Не фунтом плоти, а невидимой глазучастичкой.

– Ты уверена, что это получится? Уверена, что если япозволю это вторжение, это нарушение наших границ, то человеческая наукараскроет это преступление?

Я облизнула губы.

– Я уверена, что, если там есть, что находить, они этонайдут.

– Если, – повторила она эхом и снова забегала покомнате, только уже помедленней. – "Если" – значит, что ты неуверена. "Если" – значит, дорогая племянница, что нам все этопридется вынести, и все же убийца будет гулять на свободе. Если мы пустимполицейских, а они ничего не смогут узнать о смерти репортера, это уничтожитнашу добрую репутацию, которую я так старательно создавала в последние двадесятка лет.

– Я думаю, они смогут что-то узнать, но даже если нет –на прессу произведет впечатление наша готовность впустить полицию в холмыфейри. Так никто еще не делал, даже при сияющем дворе.

Она глянула на меня через плечо, но шла при этом кБаринтусу. Медленно. Он и правда стоял на коленях у ее кровати на черноммеховом коврике.

– Так, думаешь, мы обскачем в мнении прессы Тараниса сего сияющим народцем?

– Я думаю, это покажет, что мы никому не хотим вреда ичто мы, неблагие, не поощряем преступлений, в противоположность тому, что о насговорили веками.

Она уже стояла напротив Баринтуса, но обращалась по-прежнемуко мне.

– Ты и правда веришь, что журналисты простят нам смертьсвоего собрата только за то, что мы вызовем полицию?

– За шанс изложить всю эту историю кое-кто из них самприрезал бы собственного фотографа на алтаре с соответствующими молитвами ипеснопениями.

– Умно, Мередит, очень умно. – Тут она обратилавнимание на Баринтуса. Она погладила его по щеке жестом любовницы, хотя язнала, что она никогда не спала с ним. – Почему ты никогда не пыталсясделать королем моего сына?

Неожиданный вопрос, если только до нашего прихода Ба-ринтусс королевой не вели совсем другую беседу.

– Ты не хочешь, чтобы я ответил, королеваАндаис, – сказал он со вздохом.

– Хочу, – сказала она, поглаживая его по щеке, –хочу.

– Тебе не понравится ответ.

– Мне в последнее время многое не нравится. Ответь мне,Делатель Королей. Я знаю, что если б мой брат Эссус того пожелал, ты быпомог ему меня убить и усадил его на трон. Но он не хотел убивать собственнуюсестру. Не хотел брать такой грех на душу. Но ты уверен, что он был бы лучшимправителем, чем я, так ведь?

Опасный вопрос. Баринтус повторил:

– Ты не хочешь знать правду, моя королева.

– Я ее знаю. Я знала ее столетия назад, но чего я незнаю – это почему ты ни разу не взглянул на Кела. Он подкатывался к тебе послесмерти Эссуса. Он предлагал тебе помочь меня убить, если ты поможешь емупораньше занять трон.

Наверное, тут все в комнате перестали дышать. Этого я незнала. Выражения лиц остальных подсказали мне, что никто из них не знал. Развечто Адайр и Готорн – их лица были скрыты забралами шлемов.