Книга История Франции. Средние века. От Гуго Капета до Жанны д`Арк - Жорж Дюби

Второе событие (о нем рассказывает монах из Флёри) произошло в Берри примерно четыре десятилетия спустя, в 1038 году. Архиепископу Буржа пришла в голову дурная идея — поднять всех вольных людей против держателей новой власти. На этот раз именно этих последних называют нарушителями мира. Народ ликует, он берется за оружие. Но небеса оказываются на стороне «сильных людей». Хотя прелат должным образом благословляет селян, они терпят сокрушительное поражение, их тела разрубают и накалывают на копья воинов.

Наконец, события 1069 года в Ле-Мане. Здесь восстание угрожает епископу и кафедральному собору, обладателям светских властных функций, которые они выполняют по-новому, устанавливая «невиданные поборы». Еще один заговор. Он объединяет здесь не только множество селян, но и воинов, а также женщин, «дурных женщин», простолюдинов и людей благородных. Мятежники поступают неправильно, ибо нападают на государственную крепость, к тому же действуют в воскресенье, пренебрегая гражданскими и религиозными установлениями. Бог карает их. Они потерпели поражение, подверглись наказаниям. Таким образом, зажигая костры и истребляя язычников, одновременно сажают на кол крестьян, ибо они сопротивляются формам власти, которые считают невыносимыми. Что же произошло?

С конца X века опасность языческих нашествий ослабевает: у банд викингов нет больше постоянных опорных пунктов на болотистых берегах океана, сарацины изгнаны с побережья Прованса, а проходы через Альпы вновь стали спокойными. И тогда люди войны повернулись внутрь страны. Они прибегли к оружию, чтобы взять у народа больше, чем раньше, ибо видели, что этот народ ныне менее обездолен.

Народ был опутан старинной сетью надзора. О ее продолжавшемся существовании свидетельствуют термины, которые употребляют писцы, чтобы определить местонахождение имущества. Территория каждого сите разделена на образования более низкого уровня, называемые ager (участок), vicaria (наместничество), centena (центенарий). Туда периодически приходят крестьяне, чтобы разрешить споры, обсудить местные дела. Трижды в год на эти собрания прибывает граф, он председательствует на них от имени короля, в остальное время графа замещает викарий. Очевидно, conventicules — собрания нормандских нарушителей спокойствия были не чем иным, как местными сходами. На них собираются жители окрестностей. Для обозначения мест их сбора используется термин villa, напоминающий о крупных доменах античности, обозначающий жилище, которое больше других по размерам; оно является точкой отсчета и, может быть, служит центром взимания налогов. Вокруг «villa» всегда расположены несколько различных домов (casa), несколько дворов (curtis, cortilis). Каждая семья живет отдельно на огороженном участке, укрываясь на ночь вместе со своей скотиной, имея собственный запас продуктов, свои орудия труда. Такой участок — базовая клеточка при организации власти. Именно в этих точках оседлости, в этих местах постоянного проживания (главы семей называли эти жилища мансами, от латинского глагола manare — постоянно находиться) носители властных функций имели возможность держать в своих руках тех, кто был им подчинен.

Между домами царило неравенство. Некоторые были богатыми, другие — бедными, причем античные формы рабства отнюдь не забылись. В числе обитателей домов еще различали, с одной стороны, свободных, «франков» (как выражались в Маконнэ, хотя этот край являлся частью Бургундии), а с другой — существа, говоря о которых, по-прежнему прибегали к терминам, обозначавшим рабство, ибо такие существа, в силу своего рождения, телом принадлежали другим людям. Внутри каждой из этих ячеек существовала власть особого рода, частная по своему характеру. Она подчиняла женщин мужчинам, молодых — старикам, слуг — господам. Ибо значительная часть населения жила на положении челяди. В Шаравине (Дофинэ), в полосах между невозделанными землями и берегами озер, воды которых давали основные средства пропитания, археологи обнаружили остатки окруженных палисадниками обширных построек из дерева, глины и ветвей. На этих местах были найдены перемешанные друг с другом убогие орудия труда слуг и предметы вооружения, украшения их хозяев. Наконец, большие дома господствовали над хижинами, причем это господство также имело частный характер, и представлялось более или менее строгим. На деле оно было весьма гибким, ибо текучесть населения сохранялась. В описях, которые составлялись для ограждения прав знати, какое-то количество мансов называется незанятыми; их обитатели исчезли неизвестно куда и на какой срок: ad reguirendum — «подлежат розыску», говорится о таких людях в этих описях. Они позволяют обнаружить весьма существенные различия в степени господства над мансами.

Действительно, некоторые дома находятся в строгой зависимости. Речь идет о жилищах, в которых хозяева больших поместий когда-то разместили своих рабов. Их потомки по-прежнему обречены на покорность, на бесплатный труд без ограничений; женщины прядут и ткут на дому, мужчины время от времени идут на барщину. Из этих хозяйств патрон пополняет свою постоянную прислугу; берет отсюда нужные ему вещи, в частности в момент смерти отца или матери семейства; а также решает вопросы замужества их дочерей. По существу, такие мансы, называвшиеся сервильными, являлись придатками господского дома. И напротив, существовали, особенно в районах, менее населенных, совершенно свободные хозяйства земледельцев или пастухов. Их связывали лишь узы соседской солидарности, укреплявшиеся благодаря брачным союзам. Но по большей части крестьянские «дворы» были включены в весьма давнюю сеть клиентел. Их зависимое положение подтверждалось периодическим подношением подарков. Для тех, кому эти подарки предназначались, подобное «услужение» приносило весьма незначительную выгоду, давало ничтожную ренту, главным образом, было знаком преданности. Во время больших ежегодных праздников — на Рождество, на Пасху, в день Св. Мартина, в день Св. Жана Летнего ко двору покровителя направлялась процессия тех, кто находился под его защитой. Каждый приносил патрону одну-две монеты, свиной окорок, кувшин вина, а патрон должен был в ответ всех угостить. На пирах поглощалась большая часть принесенного гостями. Патрон, восседавший во главе стола, щедрым угощением подтверждал свое право и свой долг выступать посредником в случаях ссор между домами-сателлитами. С помощью такой церемонии, вошедшей в традицию, в отношении патрона должно было демонстрироваться уважение, и именно это для него являлось важным. Так на сельском уровне происходила самоорганизация системы, в которой переплетались различные элементы. Эта система была схожей с той, которая на самом верхнем уровне интегрировала в королевство франков крупные нижестоящие центры управления. Внутри всей большой системы накладывались друг на друга различные ступени богатства и мощи, начиная с обширных угодий, где господа развлекались конной ездой и игрой с блестящим оружием, и вплоть до хижины, в которой семья рабов с трудом спасала от голода и холода свое потомство.

Когда монах Рауль говорит о социальном разнообразии, он подчеркивает существование обширного срединного слоя, который включает в себя «средних» людей, находящихся между «знатными», «богатыми» и «совсем малыми». Судя по внешним признакам, именно внутри этой промежуточной страты и замышляются в начале XI века заговоры, создаются союзы сопротивления. Здесь вызревали восстания в Нормандии и в провинции Мен, но также в Провансе — против виконта Марселя или сеньора Жавии. Дело в том, что в тот момент происходил передел власти. Описанные мною выше социальные отношения с их оттенками, полутонами уступили место обществу, жестко разделенному на два полюса, на два класса, одному из которых было уготовано право господствовать над другим, эксплуатировать его. Наверху — сеньоры, внизу — те, кто трудится, подневольный народ; наверху — «сильные люди», внизу — «бедняки»; наверху — те, кто обладает законным правом носить оружие, внизу — те, кто отныне такого права лишен. Таков разрыв. Он проходит и через слой mediocres — средних людей. Некоторым из них удается попасть в число тех, кто получил выгоду от перемен. Но большинство осознает, что его социальное положение понизилось, стало похожим на то, которое характерно для называемых рабами. Это жестокое, мучительное потрясение было следствием двух процессов, которые сближались друг с другом, усиливая свои результаты. Одно движение шло снизу, укрепляя сельские структуры. Другое — сверху, дробя пространство, в котором действовала ранее государственная власть.