Книга Курганник - Николай Немытов

Хоть бы снег пошел. За уборкой время быстрее движется. Он вновь остановился у левого борта. Иней на тросах топорщился рыхлыми иглами. Почему-то вспомнилась «Сказка про Машу и Витю». Хорошее доброе кино — это детство, дом, мандарины из Грузии, конфеты в цветных обертках и фольге.

Витек оперся на фальшборт. Интересно, туман только чудовищ лепить может? А вот если девчонку? Ту, которую они с Макаром видели в Кандалакше. Девочка в джинсах и синей короткой шубке. Ах, куколка! А под шубкой… М-м-м! Красота! Тепло, нежно. Она ручками за шею обнимет, прижмет к груди. А на ней лиф кружевной беленький. А под ним сосочки розовенькие.

Мороз жег щеки, сон смежил веки. Витька Ковалева качнуло вперед, в туман. Сам же он пребывал в объятиях симпатичной незнакомки.

— Стоять! — рявкнул кто-то, дергая задремавшего трапного за пояс. — Ех…ная рыба! Жить надоело? — орал человек, задыхаясь от мороза.

Витек увидел перед собой темную воду залива и почувствовал себя висящим вниз головой. Паника ударила в голову.

— Н-не дергайся, п-падл-ла! — орал Макар, едва удерживая его за пояс. Ковалев узнал моториста по голосу. — Швартовый брус, с-сука!

Меховые рукавицы соскальзывали с обледенелого борта. Если их скинуть — годок Охрим прибьет молодого карася.

— Ше-ве-лись!

Ковалев стряхнул рукавицы, оставаясь в шерстяных перчатках. Удалось упереться в причальный брус борта. Зотов подтянул его выше, а там и фальшборт близко.

Макар ухватил трапного за ворот, отбросил на палубу.

— Рыба ех…ная, — шипел Зотов, задыхаясь. — Кому спим?

Пошатываясь, он подошел к Ковалеву и пнул без жалости, как в грушу. Пятясь, Витек поднялся на ноги.

— О п…де замечтался, сука?

Ковалев только закрывался руками, а Зотов лупил его локтями — замерзшие пальцы не сгибались в кулак.

О происшествии на трапе никто не узнал, но с тех пор Витек Ковалев стал побаиваться рыжего моториста, хотя они и были одного призыва и оба служили в БЧ-5…

— Чего на часы поглядываешь? Вроде торопиться некуда.

— Да тут, — Виктор с загадочной улыбкой покрутил в пальцах веточку петрушки, — у вас девушек красивых — пропасть. И я пригласил одну в гости.

— Девчонок у нас красивых много — факт, — согласился Макар и накрыл своей ладонью пальчики Лизы. — Только ведь они у нас не простые.

Виктор замер, наблюдая, как просветлело лицо девушки, обращенное на кузнеца, легкая улыбка коснулась ее губ.

Во дворе залаял Рафинад.

— Вот! — Ковалев вскочил с места. — Она, наверно.

Люба уже прошла в калитку, и веселый собачонок крутился у ее ног белой тенью. Ковалев почувствовал тонкий аромат чайной розы и еще чего-то неуловимого, что можно было назвать запахом женщины.

«Моя ты, лапочка! Болваном буду, если ты от меня сегодня уйдешь».

— Привет, — негромко произнесла она.

— Привет, Люба. — Он осторожно взял ее под локоток и повел в дом.

Лизы на кухне не было. Макар сидел на своем месте во главе стола, разливая по стопкам малиновку.

— Добрый вечер, — поздоровалась Любовь.

Зотов бросил беглый взгляд на гостью.

— Привет, Люба. Заходи — гостьей будешь.

Виктор, очарованный длинными темными волосами девушки, распущенными по плечам, не замечал возникшей напряженности. Ковалев усадил гостью на табурет и опустился на свое место, не сводя глаз с загорелой гладкой шейки и ложбинки в разрезе тонкой красной блузы.

Вышедшая из комнат Лиза со стуком поставила перед гостьей чистую тарелку и стопочку.

— Давайте выпьем, — предложил Макар.

— За что? — спросила Люба.

В ее взгляде, обращенном к кузнецу, было нечто большее, чем просто внимание.

— За то, что все мы здесь сегодня собрались, — не отводя взгляда, ответил Зотов.

— Замечательно! — подхватил Виктор.

— Прекрасно! — согласилась Лиза. Она одним глотком выпила наливку, отчего у нее перехватило дух. Слезы брызнули из глаз.

— Да что же ты так, — спохватился Макар, подавая любимой стакан с компотом.

— О да! — Лиза перевела дух. — Что-то я поторопилась.

Она вытерла пальчиками слезы и улыбнулась Зотову, глотая обиду. Макар понимал ее чувства, но от Виктора это ускользнуло.

По мнению Ковалева, вечер удался. Макар принялся рассказывать о службе, о Мурманске и спасательной бригаде Северного флота, в составе которой находился их родной «Алдан» — спасательное судно ледокольного типа, построенное в Швеции. Однако надежды провести ночь с красавицей Любой пошли прахом. Когда он провел девушку до дома и уже пустил слюнки, напала странная сонливость.

Люба тихо рассмеялась, когда он обнял ее за талию и потянулся с поцелуем, а попал в шею.

— Перестань. Ты валишься с ног. — Девушка пыталась отстраниться, но из объятий не вырывалась. Такая желанная, манящая, теплая.

— Но ведь не упал, — возразил Виктор. — А если даже упаду, то только с тобой, обворожительная.

В сумраке ночи ее темные глаза превратились в огромные очи с прелестным изгибом век.

— А силенок хватит? — спросила она, и Виктору показалось на мгновение, что в его объятиях взрослая опытная женщина, прикасаться к которой — страшное кощунство. Невольно вспомнились слова Зота: девушки в Гострой Могиле непростые.

Ковалев отступил, но Люба почувствовала настроение ухажера, обняла его за шею и произнесла привычным голосом:

— Все вы объясняетесь в любви, а потом сбегаете к таким, как Лизка.

Девушка испытующе посмотрела на Виктора в упор. И от этого взгляда душа ушла в пятки — показалось, что бестия в юбке читает его мысли, понимает порывы и желания.

— Да ладно. — Он старался казаться беспечным. — Что Лизка по сравнению с тобой. К тому же она девушка Макара.

— Болячка она его. Болячка на всю голову, — вздохнула Любовь. — А тоже ведь в любви клялся.

Ковалев рассеянно моргнул:

— Кому клялся?

— Мне и клялся.

— И… ушел к Лизке?

— Ага. Ушел.

— Дурак.

— Его проблемы. Макара жаль. Лизка ведь порченая.

— В смысле?

— Вы, мужики, действительно дураки, — вздохнула Люба. — Лет пять назад она поступила в университет — учительницей русского решила стать. А в городе, да еще в студенческой общаге, соблазнов много. Вот и пошла сестренка по рукам.

Виктор хохотнул:

— Ее можно понять — девочка вырвалась на свободу… Так погоди! Она тебе сестра?

— Ага. Родная. Мать как узнала, что доченька натворила, сразу слегла, а вскорости… не стало мамы.