Книга Рыжая Соня и подземелье Пифона - Питер Нейл

После нескольких рывков дверь подалась. На пол тоннеля попадали куски поржавевшего металла.

Продолжая держаться за решетку, Садгур сделал шаг вперед, ухватился за тяжелую дверь, присел и спрыгнул в сточную трубу. Он приземлился на грязный кирпичный пол.

Сточную трубу освещал тусклый серый свет, проникавший снаружи через зарешеченные отверстия в потолке, расположенные длинным рядом. В трубе стоял затхлый, гнилой, зловонный запах сточных вод.

Люди один за другим спрыгивали в трубу; когда их глаза привыкли к тусклому свету, они стали различать узкие тропочки по краям сточной канавы и маленькие, сравнительно чистые островки кирпича и камня, которыми была выложена труба. Собравшись вместе, они дружно проклинали зловонный воздух, ящериц, змей и огромных крыс, прятавшихся от непрошеных гостей в грязной канаве.

— Подождем до наступления ночи,— сказал Теммар,— а потом двинемся дальше. Не можем же мы выйти прямо на главную улицу; придется поискать пути, ведущие в боковые аллеи.

Соня вышла из тоннеля одной из последних. Она и раньше бывала в сточных трубах, и ей всегда становилось нехорошо от неясного мрака, зловония, липкости и призрачной таинственности.

Одно дело сражаться с гигантской птицей на открытом всем ветрам горном склоне; к битвам она привыкла и не чувствовала ни сомнения, ни страха во время верховой прогулки по покрытому лесом горному склону; но переход по тоннелю начинал действовать ей на нервы. А теперь, спрятанная в этой зловонной сточной трубе, как попавшая в ловушку, Соня в полной мере ощутила, в каком опасном положении они все оказались. Это Нгаигарон, колдун, виноват в том, что им приходится прятаться, как распоследнему отребью, в городских сточных трубах, кишащих крысами и прочей нечистью! Она сделает все возможное, чтобы уничтожить его!

* * *

Вечером Нгаигарон покинул дворец в сопровождении пятидесяти стражников и проследовал к Храму Грифа. На шее его снова красовалась деревянная птица-талисман; у нее не было ни своей жизни, ни своего разума, ни собственной силы, кроме той, которой ее наделял Нгаигарон.

В храме уже убрали трупы, чтобы потом использовать для жертвоприношений, а раскрошенные камни заменили.

До Нгаигарона доносились крики и ропот жителей Тальмеша — они восстанавливали старинный храм Темной Птицы под кнутами его наемников.

Солнце зашло. Пока оно садилось, Нгаигарон молил богов дать ему силы, а потом всех, кто больше не мог работать, принесли в жертву Урму.

Наконец, он вернулся во дворец, намереваясь побеседовать с семью молодыми колдунами.

Пока что он колебался, не стоит ли из осторожности просто убить их и тем самым проверить свое могущество, или лучше взять их на службу, чтобы в дальнейшем использовать для своих планов.

* * *

Семеро колдунов, моясь и переодеваясь, беседовали друг с другом — слуги доложили, что их приглашают на трапезу.

— Нгаигарон — наш враг,— уныло произнес Элат,— Я это чувствую.

— Пока нет,— сказал Аспр.— Он может стать нашим врагом, если мы будем вести себя неразумно, но пока нет. Скорее всего, наш враг — Идзура!

Менк, самый молодой, насмешливо фыркнул.

— Она всего лишь женщина, и довольно глупая. Ее колдовство не может ни помочь Нгаигарону, ни противостоять нам. Она прикрывается чарами ладана и эфирных масел, но ей явно неизвестно, к примеру, наше заклинание звезд!

Аспр смерил его немигающим взглядом.

— Будь осторожен, Менк — и все остальные тоже. Не стоит недооценивать женщину, особенно привлекательную, как Идзура. Ее власть над Нгаигароном может оказаться сильнее всего нашего колдовства. По-моему, Нгаигарона никто не может победить. Но я боюсь, что Идзура думает, будто может владеть им с помощью страсти и красоты своего тела, и, думаю, она опасается, что мы хотим заключить союз с Нгаигароном против нее. Поэтому она может быть очень опасна. В отношении гордости, ненависти и амбиций все обстоит так, как записано в Книге Пути: «В гордости нет справедливости. Честолюбие ослабляет кулак и ослепляет глаза; языки становятся кинжалами, а обещания — пеплом».

Он поднял руки, посмотрел на ладони, потом сложил их и пробормотал защитную молитву.

* * *

Обнаженная Идзура лежала на постели, чувственно потягиваясь. Она протянула руку, схватила светлые волосы Энади, притянула к себе голову девушки и наградила ее долгим поцелуем в губы.

— Ты все хорошо сделала, Энади,— сказала, наконец, она.— Тебе понравилось?

Девушка дрожала; она украдкой вытерла губы и отвернулась, чтобы госпожа не заметила отвращения в ее глазах.

— Ты хорошо сделала. Все еще боишься?

— Я всегда буду бояться!

— Может быть, в конце концов, это и неплохо. Может быть, Энади, ты и меня научишь бояться!

Энади села; она чувствовала озноб и легкую тошноту.

— Можно ли научиться или научить бояться, Энади?

— Тысяча извинений, госпожа… Я так не думаю.

Идзура тихо произнесла:

— Может быть, ты права. Вероятно, я уже испытала все страхи, которые мне суждено было испытать. Что ж, я согласна быть глупой, озабоченной, безрассудной, но трусливой — никогда! — Внезапно ее настроение изменилось, она стремительно провела рукой по своим темным волосам и резко произнесла:— Дай мне мою одежду и благовония, Энади! Я должна идти в трапезную.

* * *

Смеркалось. Один за другим воины вылезли на открытый воздух — на одной из окраинных улиц родного города. Они действовали тихо и тайком, как преступники, враги или разбойники. Теперь здесь все казалось им чуждым, тени боли, предательства и колдовства тяжело нависали над поверженным городом, погруженным в ночь.

— Возьми своих людей и иди на север,— приказал Теммар Садгуру.

Они пожали друг другу руки, поклялись в верности, произнесли молитвы — и расстались.

Садгур немедленно разбил своих людей на группы по три-четыре человека.

— Встречаемся здесь перед самым рассветом,— распорядился он.— Теммар тоже будет здесь. Берегите себя, да и сами никого не убивайте без особой необходимости. Куда бы вы ни пошли, прежде чем что-либо сказать или сделать, внимательно слушайте и хорошенько думайте. Нам нужны повстанцы; должно быть, найдется немало людей, которые желают сразиться за свой город. Но берите их только в том случае, если будете уверены, что их намерения серьезны, только когда по-настоящему убедитесь в их преданности и мужестве!

Садгур ушел один, не желая, чтобы кто-нибудь сопровождал его. Настал час возмездия!

Он шел уверенными, тяжелыми шагами, спрятав меч под длинным плащом. Везде стояла охрана: на освещенных факелами улицах, в дверях, на крышах; в большинстве своем это были черные, дикие воины из Куша, Кешана и Дарфара.